Дарий в тени Александра | страница 51
ОТ ДЖОРДЖА РОУЛИНСОНА ДО МАРИ РЕНО
Джордж Роулинсон был братом дешифровщика надписи Дария I в Бехистуне. Его можно рассматривать как дополнение истории Дройзена с персидской стороны, поскольку он разделяет некоторые его суждения в своей знаменитой книге "The fifth Oriental Monarchy*, появлявшийся в 1867, а затем в 1871 годах. Там он противится ужасному портрету, созданному Аррианом в форме надгробной речи [9]:
"По примеру Платона [Ер. V], Кодоман, последний персидский царь, мог бы с некоторой долей основания пожаловаться, что судьба произвела его на свет слишком поздно. Обладая личной храбростью, которую, он доказал в течение кадусийской войны, огромный и очень красивый, приятного нрава, способный на длительные усилия и не лишенный в то же самое время военных способностей, в обычное время он мог бы быть хорошим царем, и, живи он в подобное спокойное время, он занял бы почетное место в череде персидских монархов. Но он не смог соответствовать условиям, в которые попал" (стр. 515).
В другом месте он использует подобную формулировку:
"Морально стоящий выше большинства своих предшественников, Дарий III не обладал достаточным умом, чтобы противостоять трудным обстоятельствам, в которые попал"(1900, стр. 93).
Согласие в главном не предполагает, что наши авторы имеют одинаковые суждения относительно каждой из граней личности царя. Утех, кто в целом позитивно оценивает личность Дария, можно отметить иногда весьма серьезные разногласия, например между Дройзеном и Роулинсоном. Первый выступает против Великого царя, который при Иссе "искал спасение в бегстве, вместо того, чтобы искать его в битве, в рядах своих сторонников". То же после Гавгамел: вместо того чтобы снова собрать своих людей и защищать сердце империи, "он страшно путается и впадает в замешательство", потому что "был готов ко всему, чтобы спасти хоть что-то".
Совсем иначе думает Роулинсон, который, полемизируя с одним из своих предшественников (Г. Грот), полагает, что Великий царь вел себя разумно и мудро, и что толкователи слишком часто давали слишком злобное толкование его бегства с поля битвы: "Это было скорее последствием, чем причиной" побед македонцев. Если Дарий бежал после Исса, то не для того, чтобы "добавить несколько месяцев к своей несчастной жизни", но для того, чтобы восстановить армию и снова завоевывать то, что он потерял (стр. 528). Что касается его поведения при Гавгамелах, то можно этого не одобрять, но это не должно лишать возможности "выразить ему полное сострадания уважение, которое мы оказываем обычно при столь великом несчастье". Справедливо, что, если бы царь позволил убить себя на поле битвы, "он был бы окружен ореолом славы", но, в конце концов, добавляет Роулинсон, ссылаясь на примеры Помпея и Наполеона, он не был единственным царем или военачальником, которые не имеют мантии героя (стр. 538)!