— Но почему тебе этого так хочется, Шиву-да?
— Мне было бы тяжело с тобой расстаться. Посиди со мной.
— Но я пришла тайком от матери.
— Знаю — так и должно быть. Все девушки приходят тайком от матерей.
Лабонья покорно села рядом с ним. Шиву взял ее за руку.
— Ты тоже хочешь уехать?
— Если мать поедет, я не смогу остаться. Пусти руку. Кто-нибудь может войти…
— Пока ты здесь, никто не войдет.
— Мать думает, что я в ванной.
— Вот и хорошо… Я болен, лежу в постели. Разве можно вам уезжать теперь? Уговори мать остаться хотя бы на несколько дней. Ты сделаешь это для меня?
— Но почему все-таки тебе так хочется, чтобы мы остались?
Шиву многозначительно посмотрел на Лабонью.
— Потому что лед еще не совсем растаял. Еще не пришло время тебе уезжать, Лабонья.
Лабонья смутилась. Шиву попытался притянуть ее к себе. Лабонья вырвала руку и выбежала из комнаты.
Прошло два дня, а Кхурима все еще так и не навестила Шиву. Ей рассказывали, что Шиву сильно разбился, не встает с постели. Каждый день его посещает врач.
Только на пятый день Кхурима вошла в комнату больного, окликнула его.
Шиву приоткрыл глаза, проговорил слабым голосом:
— Как бы ни был я богат, мне никогда не сравняться с вами, Кхурима. Вы, Чотто-Лахири, — люди знатные, благородные. А Лабонья, гордая Лабонья, чистая Лабонья!.. Она не совершила ничего дурного, да и не могла совершить. Я когда-то ел ваш рис, я — прах у ваших ног. Ты не должна сердиться на Лабонью…
— Как ты себя чувствуешь, сын мой? — опросила Кхурима.
— Немного болит грудь, но теперь мне стало легче.
От последних слов Шиву стало легче и Кхуриме: «Значит, ничего опасного…»
Сам-то Шиву и не сомневался в своем скором и полном выздоровлении. Кхурима ушла от него успокоенная. Шиву проводил ее взглядом и, злобно рассмеявшись, повернулся к стене.
Через несколько дней Болу выложил перед матерью кучу денег.
— Откуда у тебя столько? — удивилась Кхурима.
— Откуда? Я сегодня получил, жалованье!
— Жалованье? Столько денег? У тебя такое большое жалованье?
Кхурима была поражена. Она не могла уехать из-за того, что у нее не было и нескольких рупий. Теперь, получив от Болу заработанные им деньги — их вполне хватило бы на дорогу, — она призадумалась: стоит ли возвращаться в деревню? Ведь там им никогда не видать таких денег. Семейная честь, верно, останется незапятнанной… Но что за жизнь их там ждет? В доме ни соли, ни риса, ни лекарств… Такая жизнь для Кхуримы страшнее, чем все войны, опустошающие Азию и Европу.
