На дне ямы — метрах в полутора — виднелись особенные, квадратные, не нашего времени, кирпичи, уложенные рукой человека пять столетий назад. Игорь постоял, вдыхая запах прошлого. Пахло пылью.
Марина разговорилась, — в повелительном наклонении:
— Ножом, потихоньку, чиркай по глине! Срежь немного — смети кисточкой! Обозначь контур одного кирпича, потом — второго…
Он начал ковырять ножом. Закаменелый лёсс поддавался плохо. Приноровился, стоять всего удобней оказалось на коленях. Чирк, чирк снят миллиметр глины. Колени заболели. Чирк, чирк. А не лучше ли на корточках? Определенно лучше. И куда это карабкается солнце? Укорачивается тень, пятки уже поджариваются. Вот что надо: лечь на бок и уместиться в узкой полосе тени. Чирк, чирк. Подметаем. Чирк, чирк. Подмели…
К полудню по краю неба нагромоздились целые перины ватных, душных облаков: зной приобрел особую весомость и наполненность. Средневековые кирпичи там, где ковырял Игорь, не показывались, их как черт украл. Налетал шкодливый ветерок — то дунет пылью в глаза, то снова засыплет только что расчищенное место. Чирк, чирк.
Марина словно живет в своем, личном климате. От жары у нее только чуть-чуть посмуглели щеки. Запекшиеся губы горят, как лепестки герани. Она уже расчистила контуры трех кирпичей…
Ничего. Пусть шпарит солнце, пусть пыль пропитывает каждую клеточку тела. Он уже держал в руке монету: крошечный, кривобокий кусочек металла. Сквозь патину просматривалась фигурка всадника. Игорь потрогал ее — потрогал время. Чирк, чирк…
Марину посадили камеральничать — за хорошие руки. Игоря дали ей в подручные — за плохую обувь: встал однажды утром, оделся, обулся, пошел — а подошвы тапочек остались лежать возле раскладушки. Сидорчук, кляня студенческую непрактичность, обещал что-нибудь придумать с обувкой. А пока — положение безвыходное, буквально и фигурально.
Дела в камеральной вот какие: надо мыть черепки, разбирать по группам, шифровать и подсчитывать.
— Я всегда был слаб в математике! — заныл Игорь.
На него вскинулись строгие глазищи:
— И почему это люди гордятся слабостью?
Ну и работенка! Точно на конфетной фабрике: переворачивай, заворачивай, упаковывай, надписывай… И Маринка, не подымающая даже ресниц от работы. Несмеяна-царевна — независимый тоненький носик в маковой россыпи веснушек…
— Послушай, — начал Игорь, — напомнило мне наше занятие один анекдот. Приводят к судье хулигана: «Ударил женщину, дайте ему пятнадцать суток — и дело с концом!» Судья говорит: «Нет, хочу разобраться! За что ты ударил женщину, хулиган?!» «Гражданин судья, я расскажу все, как было. Захожу я в трамвай, заходит эта женщина. Открывает сумку, достает гаманок, закрывает сумку, открывает гаманок, достает деньги, закрывает гаманок, передает за билет. Открывает сумку, кладет гаманок, закрывает сумку, получает сдачу. Открывает сумку, достает гаманок, закрывает сумку, открывает гаманок…» «Довольно! сказал судья. — Иди, ты свободен. Я тоже человек!»
