Ребус был заинтригован таким поворотом дела. Эффектно ушедший из жизни Джеймс Карью не вызывал у него ни малейшей симпатии. В одном отношении, по крайней мере, Уотсон был прав: Карью имел все, что душе угодно, и Ребус не верил, будто он наложил на себя руки исключительно потому, что полицейский застал его на Колтон-хилле. Это обстоятельство, возможно, сыграло какую-то роль, но должны быть и другие причины. Может быть, он найдет нечто, наводящее на след, прямо здесь, в квартире, или в офисе «Боуэр Карью» на Джордж-стрит.
Библиотека Джеймса Карью впечатляла. Но переплеты дорогих, престижных изданий похрустывали в руках Ребуса, открытые в первый раз. Особое его внимание привлекли книги на верхней правой полке: Жан Женэ, Александр Трокки, несколько экземпляров «Мориса» Форстера и даже «Последний выход в Бруклин». Преимущественно гей-литература. Ничего криминального, разумеется, но место, которое занимали эти книги — отдельная, крайняя полка, — навело Ребуса на мысль, что их хозяин стыдился своих склонностей. Очень странно для нашего времени.
Кого он хотел обмануть? СПИД снова загнал гомосексуализм в темный угол, и, держа свою личную жизнь в тайне, Карью делал себя уязвимым для такого чувства, как стыд, — и, следовательно, для шантажа.
А шантаж, как известно, одна из самых распространенных причин самоубийства, когда попавший в тупик человек не находит другого выхода. Вот если бы найти какую-нибудь зацепку… Письмо, записку, хоть что-нибудь. Ребусу хотелось убедиться в том, что его интуиция чего-то стоит.
И он нашел.
В выдвижном ящике, конечно, запертом. Ключи Ребус обнаружил в кармане брюк Карью. Тот умер в пижаме; в ней его и увезли, а одежда осталась в спальне. Взяв ключи, Ребус вернулся в гостиную и подошел к изысканному антикварному бюро. На его рабочей поверхности умещался только лист формата А4 да оставалось чуть-чуть места положить руку. Прелестная, когда-то полезная вещь превратилась в украшение богатой квартиры. Ребус осторожно отпер ящик и достал из него переплетенную в кожу тетрадь-ежедневник, по странице на каждый день. Книгу для записей деловых встреч так не запирают. Значит — личный дневник. Ребус жадно раскрыл тетрадь, но страницы оказались почти пустыми. Лишь кое-где одна-две строчки карандашом.
Ребус выругался сквозь зубы.
Все же лучше, чем ничего, сказал он себе. На одной из страниц он прочел аккуратную запись тонким карандашом: «Джерри. 4 ч. дня». Просто встреча. Ребус нашел дату их ланча в «Эйри». Страница была пуста. Но отсутствие записи сказало Ребусу главное: дневник предназначался только для пометок о неделовых свиданиях. Их было немного. Ребус не сомневался, что офисный ежедневник Карью переполнен. А этот— совсем иного рода.
