Пусть знаток определит, правильно ли я назвал и описал этот ковер. Так вот, прамедани — это коврик из шерсти особого сорта, называемого нами смирнским, но значительно грубее. Такой коврик употребляется мусульманами во время утренних и вечерних молитв. Он служит им также при ритуальных омовениях на берегу реки. Так же как и четки, он составляет часть ритуальных принадлежностей правоверного, и очень часто его кладут в могилу вместе с покойником или же накрывают им мертвеца. Чем более потрепан такой коврик, тем для покойника лучше. Коврик играет роль как бы истекшего сроком векселя, который предъявляют к уплате пророку: «за столько-то предоставленных вашей святости доказательств благочестия».
Но когда такой коврик еще новый, ему можно дать и отличное мирское назначение. Его можно положить перед кроватью или диваном, или под письменный стол. Мой приятель, военный комендант, давно просил раздобыть ему при случае пару таких ковриков. Я заказал три-четыре штуки и для себя. Шейх шариф ушел, а спустя несколько часов матрос принес мне узел и оставил его в углу передней галереи.
Вскоре явился другой араб, так же пышно одетый, в сопровождении свиты и такой же степенный, как и первый. Назовем его шейх Авал бин Айдрусси эль Маскат. В сильном возбуждении он стал мне рассказывать, что его товарищ шейх шариф — пройдоха, узурпатор, бунтовщик, фальшивый анахода. По словам шейха Авала, он, Авал, является и капитаном, и собственником корабля, и законным владельцем груза. Он обстоятельно, но довольно путанно рассказал о мятеже, будто бы разыгравшемся на корабле, в результате которого он противозаконно был лишен своего звания и товаров. Во время рассказа взор его упал на узел с прамедани. Мой приятель, комендант, распаковал его и любовался цветами на ковриках. Грубость ткани не портила узора. Грубо подстриженная шерсть была так густа!
— Не платите за них мошеннику шейху тарифу, мейнхер! Он собака, шельма, вор! Да проклянет господь бог его отца, и деда, и прадеда! Ради бога, мейнхер, не платите за эти прамедани бессовестному шейху шарифу!
Я созвал суд. Это значит, что я сел за письменный стол и открыл заседание в полном одиночестве. Так как истец и ответчик были чужеземцы, то данное дело не подлежало юрисдикции совета раппат, в котором заседали вожди Натальской провинции. Шейх шариф Алга-баши и шейх Авал бин Айдрусси эль Маскат хорошо рассчитали. Они были предоставлены моей одинокой мудрости, а могли, пожалуй, попасть и в худшее положение.
