— Откуда нам знать, Драгота. Он ни ее к нам не пускает, ни нас к ней. Вот ему, — она кивнула на самого младшего своего, десятилетнего, — только ему одному позволяет ходить к ней. Как его пошлю, так все-таки что-нибудь да узнаем. Ах, здорова она, жива, ласков он с ней. Да чтоб ему провалиться и с лаской его!
— Другой веры, вот что хуже всего, — сказал Драгота. — Отец Амфилохий часто ее поминал: погибшая, говорит, овца; надо, чтоб овчар опять ее к себе взял. А был он святой человек, царство ему небесное.
И, в первый раз подняв глаза к небу, Драгота три раза перекрестился. Марга не поняла.
— Нет больше на свете доброго старца. Нету! — сказал со вздохом Драгота.
Он рассказал о постигшем монастырь великом бедствии, о трагической кончине отца Амфилохия, о поруганной церкви, об иконах с выколотыми глазами. Он оглянулся по сторонам: и в доме, и во дворе у Димчо-кехаи все цело, все на месте. Частокол и бойницы выручили село. Это раздосадовало Драготу, и он, не отвечая на усиленные расспросы Марги, строго промолвил:
— Ранку надо спасти, вот это я знаю. Так и отец Амфилохий велел. А отец Амфилохий — святой, ныне сидит одесную отца. — Драгота трижды перекрестился. — И воля его — воля божья.
У Марги глаза расширились; она затихла; голос ее стал мягче. Драгота внимательно следил за ней из-под слившихся бровей.
— Отец Амфилохий часто говорил о Ранке, — продолжал он. — Он верил, что она спасется. Кто знает, может, сон такой видел, а может, свыше был ему голос. И, как сказал я, велел…
— Что велел, Драгота?
— Нам об ней позаботиться, спасти ее.
— Спасти ее, Драгота? Мне ли этого не хотеть… Но как? Скажи, научи…
— Будем желать, и бог нам поможет, — промолвил таинственно Драгота, перекрестился и умолк.
Они больше не разговаривали. Но по тому, как его угощали, в какой комнате положили спать, Драгота понял, что Марга проявляет к нему особое внимание. Довольный, он встал перед иконостасом и начал креститься. Как раз в эту минуту Марга заглянула к нему — посмотреть, все ли у него есть; увидев, что он молится, она притворила дверь и удалилась на цыпочках.
Утром Драгота позвал Маргу. Вид у него был сосредоточенный и решительный.
— Ты сказала, что этот басурман пускает к ней только мальчика? — спросил он.
Марга кивнула.
— Так нынче же пошли его к ней. Возьми вот эту бумагу — я тут написал кое-что — и спрячь мальчику в одежду, да так, чтоб можно было найти, только если раздеть его догола. И чтоб сам об этом не знал. Вели ему передать Ранке: «Мама велела меня выкупать». Она разденет его и найдет письмо. Вот и все. А остальное — мое дело.
