Еще ближе ко мне подползает. Он меня как будто не видит, а я его при луне отчетливо вижу. Только я поднял пистолет, как он кинулся на меня. Но я успел его уложить и… снова потерял сознание.
На этот раз я очнулся от грохота. Мой подвал дрожал, как будто его трясла лихорадка.
«Танки! — подумал я. — Значит, наши прорвались!»
Стало легче на сердце. А рана ноет нестерпимо. Собрал я свои пожитки. Поджидаю своих, прислушиваюсь.
Где-то рядом говорят. Узнал я голоса Зуйкова, Сидорова, Богданова из моей роты.
Взял оружие, выхожу к ним.
— Товарищи! — кричу. Они ко мне бегут. Обрадовался, что свои подошли, и они мне тоже обрадовались.
— Мы думали, Галахов, что вас и в живых нет, — говорит Богданов. — Нам Сверличенко про все рассказал… Герои вы, одно слово!
— Ничего! Все в порядке, товарищи. Мне еще жить хочется. Где командир? — спрашиваю я у них.
— А чего хромаете? Ранили, что ли? — спрашивает меня Зуйков.
Тут я почувствовал боль в ноге. Понял, что меня и в ногу ранили. Но вижу — бойцы в наступление идут. Решил их не беспокоить:
— Ногу отсидел.
— То-то, богатырь! Командир роты в той лощине. Там найдете его командный пункт.
Пошел я в лощину, чувствую, что не могу идти. Опираюсь на винтовку, зубами скриплю, а иду. Нашел командира, докладываю:
— Занял вражеский дот. Удерживал его до прибытия наших частей. Имею потери — четыре человека.
Хотел было доложить, что ранен я, да увидел его сумку и вспомнил про офицерские сумки в доте. Как же это я забыл их взять с собой? Может, там важные документы — карты я сам видел.
— Товарищ командир роты, разрешите вернуться в дот? Я там с убитых офицеров сумки снял с картами и документами. Принесу их.
— Идите, только возьмите с собой нескольких бойцов, — сказал командир.
Иду я с бойцами обратно в дот. Иду и чувствую, что сил моих нет, а вида не подаю. С бойцами шучу, стараюсь показать, что не ранен.
Забрали документы, принесли их на командный пункт, сдали командиру роты. Он меня отправил на отдых.
Кое-как добрался я до сарая. Снял обувь, перевязал ногу, а снова сапог надеть не могу. Ногу всю разнесло, да и бедро болит отчаянно. Все же кое-как обулся.
Зовут ребята ужинать. Откуда только у меня аппетит появился. Так никто из товарищей и не заметил, что я ранен. Только на другой день увидели. Не хотелось ехать в госпиталь, да врача уговорили:
— Ранение, Галахов, серьезное. Обязательно ехать надо.
Пришлось уехать, а не хотелось. Жалко было с товарищами расставаться.
И то сказать: пробыл один день на фронте и сразу же угодил в госпиталь.
