— Неужто у вас генералы без дач существуют?
— Ну, значит, для их потомков.
По проселку они доехали до станции, где оставили машину, и зашагали по узкому тротуарчику. Катя прижималась к Вадиму, вцепившись в его руку; это прикосновение давало ощущение жизни, но страх не отпускал. Миновали фонарь и табличку…
— Меня почему-то волнует это название — «Аптечная», — говорила она нервно. — Или цитата из Блока повлияла… как мальчик перед смертью говорил: «Ночь, улица, фонарь, аптека…».
— То Петербург, не волнуйся, то далеко… как во времени, так и в пространстве.
— И начинает в ушах звенеть «Маленькая ночная серенада», представляешь?
— То еще дальше. Католический колорит Моцарта… Что за черт!
Они подошли к калитке дома № 6, и Катя закричала:
— Свет!
Из окна на высокую траву и куст смородины падал свет.
— Оставайся здесь, — сказал Вадим глухо. — Я сейчас разберусь во всех этих голосах и тенях…
— Нет, с тобой!
А когда они подошли к окну, начался вчерашний сюрреализ, и Катя закрыла глаза (наверное, опять на секунду потеряла сознание — закачались попугайчики, запели небесные голоса…). В последнем усилии она взяла себя в руки, вынырнув из черной ямы, и увидела: бутылку, и стакан… и Агнию. Она сидела, откинувшись на спинку плетеного кресла, и улыбалась мертвой улыбкой.
Она заснула только под утро при свете ночника, розоватые блики в мягких кружевных тенях словно бы слегка рассеивали впечатление смертного оскала, но преследовал запах.
— Не входи, — сказал Вадим из-за занавесок, — постой снаружи. Здесь пахнет.
— Цианистым калием?
— Трупом.
Однако она не выдержала одна в темноте, вошла — и потом не могла отделаться от сладковатого духа тления и миндаля (смутная ассоциация с трупом обрела страшную реальность). Духа, который пропитал, казалось, ее одежду, руки, мысли, чувства — самую жизнь.
Катя проснулась как от удара — звонил телефон. Виктор Аркадьевич. Она не сразу смогла сосредоточиться — наконец дошло: у Ирины Васильевны пропали ключи.
— Ключи?
— Да. От квартиры и от дачи.
— Как пропали?
— Маша не поняла. И я не понял.
— Тогда я сейчас съезжу в больницу, Виктор Аркадьевич, и вам позвоню.
— Договорились. Только я сегодня в «Короне» до двух, собираюсь на кладбище: крест готов.
— Я с вами, можно?
Надо было как-то дожить до завтра — до завтрашнего допроса у следователя. Катя поспешно одевалась, умывалась, причесывалась — «куда я спешу? куда я вообще лезу? — одна? но оставаться в бездействии невмоготу… Да, надо перенести уроки — позвонить Мирону и Дунечке. Агнии уже не…»
