Вадим между тем продолжал:
— Катюш, ты мне объясни, я не совсем понимаю: почему тебя так волнует история с этим Глебом?
— Не знаю.
— Но она тебя действительно волнует?
— Да. Очень.
— В таком случае я должен в ней досконально разобраться.
Катя улыбнулась: в этом весь Вадим. Как будто у него своих забот мало: какие-то сложные отношения с женой, Ксения Дмитриевна намекала, окончание докторской диссертации по вопросам лингвистики, ночами — переводы, чтоб расплатиться за машину, а перед этим — за кооператив в Бирюлеве, куда он переехал три года назад, и так далее. Однако он все готов отбросить, сидеть и слушать «женский вздор»… Катя начала сбивчивый рассказ, с трудом продолжила: факты, детали и обстоятельства, какие-то несуразные, рассыпались, не желали соединяться в стройный ряд.
— Чрезвычайно странная история, — Вадим выслушал ее, ни разу не перебив и постепенно мрачнея. — Ну-ка, дай мне копию записки.
Пока он читал и перечитывал, она прошла в спальню: здесь на туалетном столике возле кровати также царил бумажно-книжный хаос; сверху валялась школьная тетрадка; чисто зрительно она засекла ее, должно быть, когда одевалась утром.
— Вот смотри, — Катя вошла в кабинет с тетрадью. — Вот отсюда вырван листок с запиской. Смотри: как раз одного не хватает и край неровный, я помню. Если тот лист приложить… то ясно…
— Следователь этим заниматься не станет, — перебил Вадим, — там хватает и стопроцентных убийств. А мы попробуем. Итак, он написал записку, когда ушел в спальню.
— Он обиделся на Алексея.
— Что это за персонаж?
— В нем есть какая-то загадка. Для меня. Не могу понять, зачем ему нужен английский. Да и вообще: он, что называется, настоящий мужчина — ироничный, хладнокровный. Скажем: внешне хладнокровный. По мнению твоей Агнии, женщинами не интересуется.
— Она такая же моя, как и твоя, — обронил Вадим небрежно и добавил с улыбкой, — а что касается настоящего мужчины — мужественнее Жана Марэ, кажется, никого нельзя представить, а поди ж ты — интересовался мальчиками.
— Да ну тебя!
Они рассмеялись.
— Ну, Агнию я кое-как знаю, Ильича видел. А что ты можешь сказать о девочке?
— Очень соблазнительна, прелесть. Ну, современное дитя: тряпки, заграница, доллары. Никого и ничего не стесняется, ляпает что думает. Однако после той ночи до предела напугана.
— Страх мертвого тела, — предположил Вадим.
— Может быть. Алексей ее допрашивал, не видела ли она на даче третьего. Она не желает об этом…
— Третьего?
