– Он находится в руках Провидения, Клерибелль, – успокаивал он. – Я не мог возвратить вам потерянного сына, хоть я его любил, чему свидетель Бог!
Молодой мистер Вальдзингам расположил к себе все начальство Итона своими способностями, дарованиями, своей откровенностью и великодушной натурой, а капитан с женой жили одни в Лисльвуде. Мальчик пробыл в Итоне ровно два года и посещал родителей лишь во время вакаций, которых капитан ожидал всегда с лихорадочным и детским нетерпением. Капитан Вальдзингам стал сильно меняться: он сделался дороднее, его черные волосы начали седеть, стан заметно согнулся, и, чего прежде не было, Вальдзингам с каждым днем стал более и более опираться на трость с золотым набалдашником. Ему еще не было и сорока пяти, а он уже казался почти что стариком, между тем как белокурая, прелестная жена его почти не постарела со дня второго брака. Майор Варней с женой были уже давно в Индии, Артур Вальдзингам получал редко сведения о своем «милом друге» с золотистыми бакенбардами. Сторожка приняла более приветливый вид, как только мрачная фигура браконьера исчезла из Лисльвуда. Теперь в ней поселился маленький человек с румяным лицом. Возле калитки же, где прежде обыкновенно сидел бледный Джеймс Арнольд, толпилась полудюжина резвых и розовых малюток.
В один июньский день капитан с женой расположились в парадной гостиной. Он курил, между тем как взгляд его рассеянно бродил по обширному парку и цветникам, видневшимся из окна. Миссис Вальдзингам сидела около него на диване с вышиванием в руках. Он докурил сигару и, глубоко вздохнув, обратился к жене.
– Клерибелль, – сказал он, – бросьте вашу работу и скажите мне: сколько лет мы женаты?
– Уже четырнадцать лет.
– Четырнадцать лет! Если б ваш сын, сэр Руперт, был здоров и невредим, то пришлось бы отпраздновать его совершеннолетие в настоящем году.
– Да, в будущем месяце, так как он родился третьего июля.
– Третьего июля, а сегодня четвертое июня: таким образом, он сделался бы совершеннолетним через двадцать девять дней.
Миссис Вальдзингам вздохнула в свою очередь и бросила работу.
– Мне не следовало бы возбуждать в тебе эти воспоминания… Я огорчил тебя, но сегодня я чувствую странное побуждение заговорить об этом… Кинуть взгляд на все прошлое, которое было громадным заблуждением, от начала до конца… Я думаю поневоле, сколько энергии затрачено напрасно, сколько сил израсходовано на сущие безделицы… Сколько я перенес и горя и стыда…
