Алекс торопливо спустился обратно, отыскал Охримцева, протянул ему бинокль и указал на османийскую колонну.
— Видишь во втором ряду спереди? Тот, что в черном.
— Так точно, вижу!
Унтер вернул бинокль капитану.
— Его — первым. И не вздумай промахнуться.
В ответ раздался сухой щелчок затвора.
— Не извольте беспокоиться, господин капитан, не промахнусь!
Судя по кровожадной ухмылке унтер-офицера, беспокоиться стоило предателю, если бы только он догадывался, что его уже рассматривают через прорезь прицела. Охримцеву предстояло сделать весьма сложный выстрел, цель то и дело закрывали идущие впереди Бобева османийцы. Хорошо хоть строй был неплотный.
— Стреляй, когда будешь готов, без команды.
На сей раз положенного по уставу ответа не последовало, унтер замер, словно каменное изваяние, только указательный палец его едва заметно выбирал холостой ход спускового крючка. Офицер счел за лучшее не вмешиваться.
Больше всего Алекс боялся, что османийцы остановятся и вышлют вперед дозор, который неминуемо обнаружит руоссийскую засаду. К его счастью, противник этой предосторожностью пренебрег. Сказалась усталость и то, что таких удобных для засады мест они миновали за сегодня не одно.
Гах!!! Капитан торопливо вскинул бинокль и успел заметить оседающего на дорогу предателя, теперь скрываться стало бессмысленно.
— Огонь!
Затрещали выстрелы, османийцы попадали, как сбитые кегли. Полминуты и дорога оказалась усеяна телами в серо-синих шинелях. Те кто уцелел, расползлись по сторонам в поисках укрытия. Самые смелые открыли ответный огонь, выдавая себя белыми облачками порохового дыма, над головой противно засвистели пули.
— Прекратить огонь! Уходим! Охримцев — командуй!
Десятка три убитых и раненых, оценил потери противника капитан. Оставалось надеяться, что ярбай Озчелик внемлет такому предупреждению и прекратит преследование. Да и проводника у него больше нет. И только один вопрос продолжал мучить Алекса — куда пропал Фелонов?
Возбужденных боем солдат подгонять не приходилось, да и сами они прекрасно понимали, что надо уйти как можно дальше до того, как османийцы доберутся до оставленной ими позиции и получат возможность открыть по ним прицельный огонь. Правда запала этого хватило ненадолго, уже через версту, когда очередной спуск сменился очередным подъемом, солдаты опять еле переставляли ноги.
В конце этого подъема обнаружилось место, где идущая впереди рота свернула с проезжей дороги на горную тропу. Не заметить этого было невозможно, но Годрин на всякий случай выставил у дороги одинокого солдатика. Похоже, было ему здесь очень одиноко и страшновато, поскольку радостно орать он начал издалека.
