Пришлось покупать билет. Денег жалко, но ничего не поделаешь. Хотел стрясти с какого-нибудь лоха, но постремался. Охранников полно, менты рисуются — нельзя рисковать. Двести пятьдесят рублей — ебать мой хуй! Вот это цены! В область выбраться — и такие бабки с человека срубают. Изверги, чтоб вы сдохли!
Автобус забит битком. Все места заняты. Ладно стоячих не берут. Я залезаю, подхожу к своему месту — там какая-то овца сидит. Место семнадцатое, у окна. Моё.
— Что, радость моя, — говорю, — с бодуна что ли?
Она смотрит, глазёнками моргает, типа не врубается.
— Считать разучилась?
Гляжу, вроде бы начинает соображать. Процесс пошёл.
— Это моё место! — взвизгнула омерзительно. С тем самым бабским истеричным вывертом, который я терпеть не могу.
— Да с хуёв ли твоё! — буравлю. — Ты на семнадцатом сидишь!
— Я на восемнадцатом! — визжит.
— Нечётные у окна, овца тупорылая!
Схватил её за плечо и за собой тащу.
— Что творишь! — брыкается. — Щас пацанам позвоню!
— Да я всех твоих пацанов раком загну, проститутка.
И тут девушка одна, в очочках, вежливо так откашлявшись, говорит:
— Девушка, вообще-то семнадцатое действительно у окна.
Вот, иногда и интеллигенты могут быть полезны. Хоть одна умная тёлка нашлась.
— У окна семнадцатое, у окна, — подал голос водила.
Мужики сразу чуют откуда опасность исходит. Очком. Сообразил шоферюга, что будь сейчас не по-моему, я здесь всем ад устрою. Это бабы тупые, в розовых очках живут, всю жизнь считают, что им промежность лизать должны.
Села овца рядом, сидит беспокойно, крутится вся, сучка. Угрозы какие-то бормочет, пацанов каких-то вспоминает. Тварь, сама за себя не отвечает, думает, что приблатнённые пиздюки ей заслон организуют. Хуеньки, сладенькая! Мне сейчас никакие блатари не страшны, я сам страшнее ядерной войны.
— Пизда с ушами! — говорю. — Или ты заткнёшься сейчас, или я тебе горло перегрызу.
Сопит, сучка, рычит. Но уже не вслух.
— А давайте, — вдруг баба в очочках снова голос подаёт, — я с вами местами поменяюсь.
Ей говорит, соседке.
— А то, — добавляет, — мужчина сильно на вас рассердился, а нам четыре часа ехать.
Я хотел было вякнуть что-то, но сдержался. Поменялись они местами, соседка моя стервозная радостно слиняла, села эта, в очках. Подозрительная какая-то. Странная. В глаза прямо смотрела, открыто. И взгляд такой открытый, искренний. Искрится, с улыбочкой.
