Внешне Аня совсем не похожа на ненормальную. У неё ясный, вдумчивый и смышлёный взгляд. Ну, может быть с лёгкой раскосинкой. У неё голубые глаза и каштановые волосы. Её рост — примерно метр семьдесят. У неё правильное телосложение. При ходьбе она почти не трясётся и ступает очень плавно — её движения просты и естественны. Ей двадцать три года. Обидно, что она не говорит, а только издаёт нечленораздельные звуки, но чем больше я общаюсь с ней, тем больше понимаю, что никакие это не звуки, а своеобразный язык, которым владеет только она. Иногда, по крайней мере мне так казалось, я понимал то, что она хотела мне сказать.
Я наложил в тарелку макарон и протянул их с куском хлеба Ане. Та взяла тарелку в руки и нехотя стала ковыряться в ней вилкой.
— Сытая что ли? — усмехнулся я. — Ну смотри, если не хочешь, я съем.
Аня что-то пробормотала.
— Хочешь? Ну ешь тогда, нечего их разглядывать.
Я наложил макароны себе и, усевшись на кровать рядом с Аней, принялся сосредоточенно их поглощать. Я был настоящей машиной по уничтожению еды и мог съесть всё, что угодно и в любом количестве. Наверное, количества этого не хватало, потому что моя прожорливость никак не сказывалась на физических кондициях — я оставался щуплым и костлявым.
— Ну, чего посмотрим? — спросил я. — Какие твои предложения?
Аня только мотнула головой — выбирай, мол, сам.
— Раз сам, — потянулся я к плинтусу, возле которого стояла вся моя коллекция дисков, которая насчитывала целых семь штук, — то тогда я выбираю «Апокалипсис сегодня».
Аня одобрительно закивала головой. Я зарядил диск в плеер. Фильм этот я смотрел не меньше пятнадцати раз, но каждый раз меня тянуло посмотреть его снова. Я купил его одним из первых и при покупке неожиданно для себя испытал настоящий восторг — диск оказался режиссёрской версией фильма, которая — кто бы мог подумать! — аж на сорок минут длиннее оригинальной.
— До сих пор поражаюсь тому, — поделился я с Анькой ощущениями, — что вообще в природе существует какая-то режиссёрская версия, в которой целая куча сцен, которых раньше не видел и о существовании которых даже предположить не мог!
— Представляешь, — говорил я ей, — тот фильм, который всем известен, длится где-то два с половиной часа. А этот — три часа четырнадцать минут!
— В том, оригинальном, — объяснял я, — мне всегда чего-то не хватало. Несмотря на большую продолжительность, он был каким-то обрубленным, недосказанным. Только посмотрев этот вариант, я понял, каким должен был быть этот фильм по задумке Копполы.
