Немало он поведал слов
У бездны на краю.
Немало затянул узлов,
Да что я говорю!
Сама глядела на него,
Как на закат богов.
На свете нету ничего
Страшней его стихов.
Как отдаленная гроза,
Сквозил он час иль миг
В твои зеленые глаза,
Что молодят сей стих.
Уже, казалось, в мир иной
Врата открыла плоть,
Но смертной близости земной
Не допустил господь.
Он уходил на звездный свет,
Он уходил как дым.
А ты ему кричала: — Нет!
Ты должен быть моим!
Убей меня, убей любя
Или отдай врагу,
Но уходящего тебя
Я видеть не могу.
Когда дорогу стерла тьма,
Окликнула его:
— Я от тебя прошу письма,
А больше ничего.
— Письма из бездны бытия?
Из толчеи веков?
Гордыня женская твоя
Страшней моих стихов…
Земным — земное, видит бог!
Он не убил любя.
Не шелком — пылью из-под ног
Одел, занес тебя.
Ты рождена от немоты,
От слова он рожден,
За славу полюбила ты,
За правду любит он.
Не веря собственным глазам,
Сгребла ты целиком
И книги, что писал он сам,
И книги, что о нем.
И подожгла их одолонь
Высокого крыльца.
Все слезы испарил огонь,
Всю ненависть с лица.
О, значит, радость есть во зле!
Но ветром принесло
К огню, рожденному во мгле,
Вечернее письмо.
Сверкнула ты: — Мне повезло!
Он не забыл меня! —
Читала темное письмо
Вдоль отсвета огня.
Писал: «Поэт в любви незрим,
Но видит до конца.
Издалека целует дым
И воздух у лица».
Ты распрямилась, дым гоня
Перед своей судьбой:
— Целуй не воздух, а меня.
Я вся перед тобой!
Зачем во тьму глаза глядят?
Нет никого кругом.
Как странно, книги не горят.
Объятые огнем.
Прости, что я была горда.
Уходят только раз,
Не возвращаясь никогда,
Хотя и любят нас.
