И мы с волкодавом направились к двери. Грануаль ослепительно мне улыбнулась.
– Возвращайся поскорее, Аттикус! – крикнула она.
– Непременно, – пообещал я.
‹Ты даже не знаешь, нравишься ли ей, – пробурчал Оберон, когда мы очутились на улице и я оседлал велосипед. – Может, она с каждым клиентом такая лапочка. Вдруг она кокетничает с тобой в надежде на хорошие чаевые? Собакам гораздо проще – подходишь, нюхаешь ей зад и сразу понимаешь, чего ждать. И почему люди вечно усложняют себе жизнь?›
‹Может, если бы у нас было лучше развито обоняние, мы бы так и поступали. Природа наградила вас великолепным даром›.
Когда я вернулся в магазин и сказал Перри, что он может отдохнуть и перекусить, меня уже ждала ведьма Эмили, которая пила ромашковый чай, приготовленный Перри. Он не слишком хорошо умел заваривать чай, но вполне справлялся с тем, чтобы вскипятить воду и вылить ее в чашку с конкретной травяной смесью (при условии если я заранее правильно подписывал пакетик).
– Ну и скорость! – удивился я. – А тебе не терпится начать!
– Верно. – Эмили встала из-за столика и направилась ко мне, хлопая ресницами и старательно изображая Барби. Она помахала перед моим носом чеком, прежде чем отдать его мне, и язвительно заявила: – Твоя плата за опасную работу, хотя я не представляю, в чем заключается опасность. Никогда не думала, что друиды настолько алчные.
Я взял чек и принялся демонстративно его изучать, понимая, что мое поведение ее разозлит. Однако Эмили сознательно провоцировала меня, а я не терплю нахальства. Она вспыхнула, собралась что-то сказать по поводу моей медлительности, но ей хватило ума промолчать, она только позволила себе тихонько фыркнуть.
– Все в порядке, – неторопливо произнес я. – Я приступлю к выполнению нашего договора, поскольку твой ковен всегда проявлял порядочность по отношению ко мне. Но если банк откажется принять чек, наш контракт будет расторгнут.
Мне не было никакой нужды – и даже оскорбительно – говорить такое, но Эмили держалась слишком вызывающе, и я решил ее приструнить.
– Хорошо, – прошипела она.
Я улыбнулся и ушел за прилавок, чтобы проверить, настоялся ли колдовской напиток.
Теперь я помалкивал. В магазине никого не было, мне не хотелось вести светскую беседу, и Оберон этим воспользовался:
‹Чингисхан ни за что не стал бы терпеть такую наглость›.
‹Ты прав, друг мой. Но здесь есть и моя вина. Мы оба вели себя не самым лучшим образом›.
‹Ага. Но почему? Разве она не из тех женщин, которые тебя нравятся?›
