И мне стало вдруг тошно. От самого себя. Но ей же вправду некуда было податься. Как, впрочем, и мне. Хотя, конечно, по-другому, «господин офицер»…
Я циник, да?.. «Рожа»? А ты прими меня каков я есть! И положил ладонь ей на колено да еще похлопал там, где прорезь в джинсах.
— Договорились? — Она кивнула. — Значит, утром едем. Татьяна, едем!
Из-под намокших ее, размазанных ресниц на меня глянули синие и тоже, мне показалось, крашеные глаза. Жалобные?.. Какие-то непонятные. Вроде изучающие. А вроде бы и влекущие. Странный у «малявки» взгляд.
— Ну пока. — Я похлопал опять ее по колену. — Танюша, все будет хорошо!
Дома я достал рюкзак с полатей, раскрыл и вытрусил его на балконе, выветривая нафталин. Зачем в него нафталин (это Ксения), неизвестно. А рюкзак хорош, объемистый, оранжевого веселого цвета. Я складывал рубашки и подумал, решил плавки брать, потому что река, а места не занимают.
Завязал шнур, застегнул клапан, начал уминать, надавливая ладонями. И еще постучал кулаком изо всех сил, разравнивая. Затем, прикидывая, надел — терпимо, стал перед зеркалом. Как?..
Походный был вид. Ну что пузо… Ведь это ж я был тем мальчиком — и сколько нас было! — высокие, сильные, красивые, вдруг выросли мы в семидесятые, в самом конце…
Я увидел в зеркале, как отворилась дверь и Ксения вошла, у нее перерыв на обед, приходит всегда, ей до работы восемь минут, даже если не спеша.
Я смотрел на нее, не оборачиваясь, сжимая в кулаках лямки рюкзака.
Ксения стояла в дверях, смотрела молча.
«Откуда это? — вдруг я подумал. — Везде и всегда — обязательно женщина для мужчины зеркало!.. То увеличит она, а то принизит унизительно. Ну как человеку жить, когда не хочет она, не дает расти в собственных глазах?!»
Я обернулся и объяснил ей твердо, куда и как, а почему — понятно, уезжаю завтра на определенное время. Обо всем, конечно, еще буду сообщать.
Потом достал брошюру из кармана для подтверждения и прочел:
— «Добрый побеждает, и только. Побеждает и не гордится. Побеждает и не возвеличивается». — И посмотрел на нее со значением: — Лао-цзы.
Когда я подошел к скамейке, время не подоспело, но Подкуйко уже сидел откинувшись, жмурился, подставив под солнце лицо, с удовольствием шевеля усиками. Утро было ясное, дождя не обещали.
— Привет, — кивнул я и поглядел на часы. — Во сколько?..
— На троллейбусе до вокзала двадцать пять минут, — благодушно пояснил Подкуйко. — А до электрички час.
Его кепка лежала на портфеле, волосы были зачесаны набок, влажно, с пробором, рыжеватые, и чуть проступала седина.
