— Кого я вижу? Боже мой, почему вы так похудели? — энергично вошел в их компанию друг дяди. — У вас случайно нет глистов? Наверняка есть. Я знаю уникальное средство. Значит так…
— Это Фима, — сказал мой дядя, чувствуя неловкость оттого, что Фима их перебил.
— Фима? — произнес гость. — Редкое имя. А по батюшке как?
— У-у-у! Чтобы произнести имя моего батюшки, нужно выпить пол-литру.
— А я об чем говорю. Кстати таким образом и с глистами покончим. Так как вы смотрите на сто пятьдесят граммов столичной и кружку разливного пива?
— А таранька будет?
— Конечно. — сказал худой и всей своей фигурой изобразил высохшую тараньку.
Они спустились по стертым ступенькам в подвальчик за углом.
— Забыл тебя спросить, извини, Миша, как у тебя дела? — заполнял паузу в разговоре Фима.
— А, — сказал мой дядя, улыбаясь, — чем так жить, лучше, не дай бог, умереть.
— Не дай бог. — Подтвердил Фима и тоже улыбнулся.
Они подошли к прилавку, около которого никого не было.
Острым плечом приезжий оттиснул моего дядю от буфетчика Бори и протянул пятерку.
— Ты еще успеешь залезть в штаны. Сюда пригласил я, правда, Фима?
— Лично я в чужом городе вел бы себя поскромнее, — сказал Фима, тоже неохотно пряча свою бумажку с нарисованным вождем, который по бабушке имел отношение к этим суетливым людям.
— Вы тоже еще успеете помочь мне избавиться от глистов. А насчет «чужого города» никак не ожидал такого негостеприимства.
— Миша чем-то он мне определенно нравится. Он похож на нас, несмотря на отсутствие анфаса. Скажите, вы имеете отношение к этому культурному порту на Черном море, как пишется в учебнике по географии для пятого класса?
Они пили медленно, как чай вприкуску, отламывая по кусочку сушенного бычка, пахнущего лодкой на шестнадцатой станции и ботинками рыбака, что стояли поблизости, и водой, которая ходила туда-сюда по плоскому днищу.
— С душком! — сказал, аппетитно кусая, московский поэт и отхлебнул из кружки. — А насчет культурного порта — правильно написано в географии. Нет больше Одессы. Где Мишка Япончик? Где Беня Крик? — При каждом имени он делал новый глоток. — Нет Одессы Бабеля. Чем вы отличаетесь от Жмеринки? Фима, что я не прав? Миша, где налетчица Маня, которая свистела в приличном обществе, и никто не удивлялся этому.
— Свистела? Пожалуйста! — И мой дядя, который быстро хмелел, но после этого мог выпить еще целую бочку, засунул четыре толстых пальца в рот и свистнул так, что стены питейного заведения задрожали.
