— Азохенвей — и танки наши швыдки! — говорил Лева, прочитав очередную статью в газете «Правда».
— Тухес на плечах трэба иметь. — Поучал кого-то из жильцов дворник.
Разве все припомнишь, что запомнили эти стены.
Потом появилась молдавская речь. Мимо нашего дома катился бесконечный поток печальных людей.
— В Бессарабии голод. — Сказала моя мама.
И всю жизнь я помню, что голод — это не луковица на рот. И не двести граммов хлеба в сутки на душу, который мы получали за погибшего на фронте отца. А тонкая, рвущаяся ниточка людей, тянущаяся из Молдавии в Крым. Это смуглые босые ноги, стершиеся до крови, шаркающие по земле под закатанными штанами и длинными, когда-то разноцветными, юбками. Это запавшие глаза, горящие под полями выцветших фетровых шляп. Это костлявые пальцы рук, протянутые к каждой двери, к каждому окну.
— Пыне! Пыне! — просили они, называя любое подаяние хлебом.
Всю жизнь я горжусь тем, что мама отдала им наш суточный паек Хлеба. Что-то спустила им со второго этажа в бидончике мадам Гойхман. Что-то принес дворник.
Несколько дней мимо нашего порога шла эта похоронная процессия, хоронившая сама себя в придорожных селах Одессчины и Николаевщины, в ковыльных степьях Херсонщины, на раскаленной сковородке Крыма, выдвинутой по самую ручку в Черное море. До солончакового берега добрались только два села из всего этого людского потока. Это теперь в Крыму их два молдавских села, а тогда до большой воды дошли единицы, единицы из тех тысяч, которые, медленно ступая, тянулись от Молдаванки до Пересыпи мимо нашего дома.
Но не только от голода бежали эти люди. Отец народов, недавно усыновивший бессарабцев, не любил, когда какая-нибудь из его наций пропускала одну из стадий развития социализма. Эти, обездоленные войной и многолетней засухой молдаване, пропустили раскулачивание. Как так? Вождь заботливо погрозил кулаком. Отстали, мать вашу так! Были под румынами — теперь догоняйте. И каждое село получило разнарядку: «Ниспорены — выделить сто кулаков. Карпинены — с вас только восемьдесят врагов народа.» Сам товарищ Каганович, то есть не сам, а вместе с товарищем Сусловым руководили этой операцией.
И покатился на север состав за составом с личными врагами никому не известных председателей сельсоветов. А обратного рейса для них больше никогда не было. Как никогда не было и обратной дороги мимо моего дома тех молдаван, чей испуганный шепот вытеснил другие голоса из нашей квартиры.
