- Я хаю не всякий труд, Элла, а тяжкий труд.
- А если он служит великой цели?
- Цель у нас одна - сам человек, все остальное - от лукавого. А тяжкий труд, какой бы великой цели он ни служил, деревенит человеческое тело, сковывает разум, а самое худшее - сушит душу. И этому нет оправдания.
Разглядывая вдруг помрачневшее лицо Лорки, Элла с неожиданным, но так понятным для женщины её склада прозрением поняла наконец ход его мыслей.
- Ты мечтаешь о том, чтобы превратить труд в увлекательную игру? Это было бы прекрасно! Иногда труд и игра похожи как близнецы, но, по существу, их всегда разделяет бездонная пропасть.
- Все-таки, - с мягкой убеждённостью возразил Лорка, - эта пропасть иногда исчезает. Тогда труд и игра сливаются вместе, образуя гармоничное целое. Тогда говорят об озарении, о звёздных часах бытия, о постижении тайн мироздания не только разумом, но и каждой клеточкой тела. Труд - наслаждение, труд - радость, а не просто привычка или потребность…
Наступила минута молчания. Заходящее солнце, прорвавшись сквозь поредевшую листву старой ветлы, брызнуло в лицо Эллы горстью света.
- Никогда не думала, что у нас получится такой разговор, Федор.
- И я не думал, - откровенно признался Лорка, возвращаясь к действительности. - Скажи, Элла, ты веришь, что я, может быть, и не очень близкий, но все-таки настоящий друг тебе и Игорю?
- Игорю - да. - Элла привычно и холодно улыбнулась. - Хотя бы потому, что ты один из немногих, кто видел во мне прежде всего человека, а не женщину, за которой любопытно поухаживать.
- Тогда скажи, почему у вас произошёл разрыв? - Лорка заметил, что она начинает раздражаться, и поторопился добавить: - Я понимаю, дело это сложное, интимное…
- Вот именно, интимное, - перебила его Элла, - и мне не совсем понятно, почему им интересуется так много посторонних людей.
Она разглядывала Лорку, почти не поворачивая головы, лишь скосив глаза и чуть приподняв брови не удивлённо, а снисходительно и, может быть, брезгливо. Лорка вдруг и очень ясно понял, что никакие дипломатические хитрости с такой женщиной, как Элла, не помогут. Стоит ей почувствовать неискренность, даже недоговорённость, а Элла, безусловно, уже почувствовала это, как она замкнётся и откроет лишь тот минимум, к которому обязывает её простая вежливость и старая дружба, не больше. Если он, Лорка, хочет узнать её настоящие, истинные мысли, помочь ему может только откровенность. Лорка провёл ладонью по лицу и сказал негромко, без всякой эффектации:
