Лорка с наслаждением подставил под свежую распылённую струю воздуха руки, голову, лицо и открытую шею. Все это он делал с ленивой грацией сытой кошки, занимающейся своим туалетом.
- Пантера, - завистливо и грустно пробормотал Ревский, - большая рыжая пантера. Тигр! - И громко добавил: - Хватит нежиться. Иди пробовать продукты моей декорации.
Лорка перекрыл воздушную струю и направился к столу. Ревский с удовольствием смотрел, как он идёт, мягко, непринуждённо, не идёт, а танцует.
- Почему не ликвидируешь хромоту?
- Альта говорит, что хромота мне ужасно к лицу, а я ей верю. - Лорка уселся за стол и погладил, скользнул пальцами по бокалу. - А это что, вино?
- Угадал. Натуральное, виноградное, выдержанное. С тонким букетом.
Легонько покачивая бокал, Лорка скептически разглядывал его содержимое.
- Ты посмотри на свет, - поддразнил Ревский.
Лорка поднял бокал на уровень глаз. Тёмный тяжёлый напиток играл, светился насыщенным рубиновым огнём.
- Красиво, - тихо сказал Лорка, - красиво и страшно. Как огонь. Пленённый, замученный огонь.
- И правда огонь, адский огонь - жжёт.
Все ещё разглядывая на свет вино, Лорка тихо, совсем без эмоций продекламировал:
- «Сэр Грейвс взглянул назад и увидал в ночи звезды, замученной в аду, кровавые лучи».
- Кто это написал? - после паузы спросил Ревский.
- Так, один империалист.
- Какой империалист?
- Это было давно, Теодорыч, - успокоил его Лорка. - Киплинг, который Ричард, а также Рихард и Редьярд. Поэт, писатель, журналист, глашатай империализма. Не слыхал?
- Не слыхал. Здорово написал этот глашатай.
- Здорово, - согласился Лорка и, не поднимая на него глаз, спросил: - Что ты на меня так смотришь, Теодорыч?
- Так, - и попросил: - Да пей же ты, Федор!
Лорка отпил маленький глоточек, сморщился, одним глотком ополовинил бокал и сморщился ещё больше.
- Ни кисло, ни сладко, ни горько. Во рту вяжет, в горле жжёт, и в общем гадость. Что-то вроде сока с хреном.
- Ты хоть и сноб, а человек беспробудно тёмный, - с сожалением констатировал Ревский. Он отпил из своего бокала и старательно изобразил на лице наслаждение.
- Это называется неповторимым букетом. Вино это получило Гран-При на конкурсе любителей-виноделов!
- Честно? Тогда допью. - Лорка лихо опрокинул бокал и сморщился. - Ты прав, Теодорыч, я человек тёмный. Люблю виноград и не люблю вино. Может быть, с годами исправлюсь?
Он сунул в рот большущую сизую виноградину с грецкий орех величиной. Ревский, с улыбкой глядя на него, подумал: «Ни черта ты не исправишься, таким и помрёшь. И боюсь, скорее это будет рано, чем поздно».
