Обидеть художника легко. Особенно легко это сделать ненарочно. Потому что умышленная обида вызывает отпор и закаляет волю.
Я стал прятать написанное. Даже от матери. Обнародовать я позволял себе лишь то, что считал заведомо сильным и смешным произведением.
В четвертом классе я прочел на уроке математики «Юльетта и Ромео», принесшую мне славу поэта-самородка.
(Прежде чем предоставить на ваш суд этот забытый шедевр, хочу дать коротенькое разъяснение: я учился в украинской школе, слово «самостийка» означает «самостіна (самостоятельная) робота»).
Юля влюбилась в Романа.
Это классно. Берусь доказать.
Ведь теперь она — как ни странно -
«самостийку» ему даст списать.
А Роман даст списать Наташе.
Он ведь по уши в Натку влюблен.
А Наташа списать даст Саше,
Саша — Нине, а уж Нинон,
даст, наверно, списать Лене,
потому что мы с ней друзья;
потому что Леня — хороший,
и его не любить нельзя.
И Леня напишет балладу,
и любовь будет он прославлять,
когда тройку увидит в тетради,
хотя Юля получит пять.
Это был оглушительный успех. Таких оваций не слышал ни один советский поэт того времени. Во всяком случае, в таком возрасте. Это было признание. Многие стали переписывать все, что я теперь выдавал. Я легко и молниеносно достиг широкой известности в узких кругах. Моей популярности в школе мог позавидовать любой классик.
Почти все девчонки из моего класса, а равно как из классов параллельных, были готовы влюбиться в меня. Но они не могли совместить благородный образ поэта с тем двоечником и хулиганом, каким я, собственно, и являлся.
Через некоторое время я стал получать от старшеклассников заказы на стихотворные признания в любви. Само собой установилась твердая такса. Стихотворение — рубль.
Я запомнил только одно:
Пусть небо усеяно звездами.
Оля, поверишь, не сплю.
Лишь шепчу, хотя время и позднее,
я люблю тебя, Оля. Люблю.
Кавалерам твоим я всем в лоб давал.
Опанасенко выбил окно.
Ведь любовь не проходит, я пробовал…
А тебе до сих пор все равно.
Что именно пробовал герой этого стихотворения, чтобы прошла любовь, — неизвестно.
Соль стиха была в том, что это акростих. Из заглавных букв каждой строчки складывалось имя или фамилия. В данном случае — Полякова.
Однажды меня даже подключали к идеологической работе.
Светлана Кравченко — ученица шестого класса — обменяла свой пионерский значок на пачку жевательной резинки.
Об этом узнали. Был страшный скандал. Меня попросили написать для школьной стенгазеты. Так сказать, пригвоздить к столбу позора.
