Полуприкрыв глаза и шевеля губами, Кристос Папастергиадис, похоже, молился. В то же самое время пальцы порхали над салфетницей из нержавеющей стали. Он вытащил из этой коробочки тонкую бумажную салфетку, сложил пополам, затем вчетверо, а уже из квадрата как-то получился круг, который чудесным образом превратился в цветок с трехслойными бумажными лепестками.
Отец держал его на ладони, как подношение, а скорее, как вотивное изображение, с которым просят о милости или, опустив в фонтан, загадывают желание.
Мой палец указывал на цветок, покоящийся у него на ладони; у отца был недоуменный вид: будто он и сам не понимал, откуда взялась эта поделка.
А я уже набралась дерзости.
— Не иначе как ты сделал этот цветок для меня.
Наконец он поднял на меня взгляд.
— Да, я сделал его для тебя, София. Тебе же нравится носить в волосах цветы.
Отец вручил его мне; я поблагодарила за предупредительность (о которой он и не помышлял). Он порадовался, что все-таки сделал мне подарок, а еще больше — что я тут же не избавилась от такого дара.
У меня нет плана Б по замене отца, поскольку я далеко не уверена, что мне нужен муж-отец, хотя в структурах родственных связей бытуют такие смешения. Жена может оказаться матерью своего мужа, сын может стать мужем или матерью своей собственной матери, а дочь может стать сестрой или матерью своей собственной матери, которая может стать отцом и матерью своей собственной дочери — вот, наверное, отчего все мы прячемся в табличках друг друга. Мне просто не повезло, что отец устранился из моей жизни, но я же не сменила фамилию на «Бут», хотя было, конечно, искушение назваться так, чтобы люди могли это написать и произнести без ошибок. Он дал мне свою фамилию, и я от нее не избавилась. И даже нашла этому обоснование. Отцовская фамилия поместила меня в более широкий мир имен собственных, которые нелегко написать и произнести.
Когда мы пешком возвращались в Колонаки, меня преследовал образ отца, молящегося в кофейне «Розовый бутон». Я вдруг забеспокоилась об Александре. Меня давно поразила отцовская отчужденность, способность абстрагироваться в минуты напряжения между нами, а также привычка вслух разговаривать с богом, как будто бог — это телефон, подключенный к папиной голове.
Войдя в квартиру, мы обнаружили, что Александра лежит на мягком синем диване и притворяется спящей. Кристос на цыпочках подошел к жене, бережно снял тапки с ягнятами на мысках и аккуратно поставил их на пол. Затем он выключил верхний свет, включил бра и приложил палец к губам:
