Неужели меня радует ощущение своей кредиторской власти? Интересно, кредиторы счастливее должников?
Впрочем, я уже не уверена, какие теперь правила и чего хочу добиться. Все это неизвестные переменные.
Что такое деньги?
Деньги — это средство расчетов и обмена. Нефрит, быки, рис, яйца, бусины, гвозди, свиньи, янтарь — все это использовалось для оплаты или записи ссуд и долгов. Да и дети тоже. Меня променяли на Александру и Эвангелину, но я должна сделать вид, будто не заметила.
Делать вид, будто я не замечаю или забыла, получается у меня особенно хорошо. Если бы мне вдруг пришло в голову выковырять себе глаза, отец бы обрадовался, но память — как штрихкод. Я же — человеческий сканер.
К губам Александры прилипли кристаллики сахара.
— София, ты ведь против мер жесткой экономии. Сама я консерватор, поэтому предпочитаю исцеление через реформы. Если мы хотим остаться в еврозоне, от лечения отказываться нельзя. Твой папа перевел все деньги в британский банк. Для верности.
Похоже, мне собираются прочесть лекцию, поэтому я прерываю Александру, чтобы справиться о ее профессиональной подготовке. Спрашиваю в лоб, какое у нее образование.
Оказывается, школу она заканчивала в Риме, а университет в Афинах. До встречи с отцом работала в каком-то солидном учреждении референтом бывшего главного экономиста, потом во Всемирном банке, референтом директора по экономической политике и, наконец, у вице-президента какой-то менее именитой, но тоже крупной организации.
Александра угощает меня мармеладом из стеклянной вазочки.
— Если мы не выполним обязательства и просрочим выплаты долга, кредиторы с нас три шкуры сдерут.
Она рассуждает об экономическом кризисе как о серьезной болезни — заразной и пагубной. Долговая эпидемия охватила всю Европу, и, чтобы предотвратить дальнейшее заражение, необходима вакцина. Раньше в ее обязанности входило следить за поведением и распространением этой заразы.
Слушать ее — сущее мучение, хоть я и держу во рту мармеладку.
На улице светит солнце.
В солнечном свете есть нечто сексуальное.
Оказывается, перед рождением Эвангелины Александра устроилась в некий брюссельский банк. Рабочая неделя заканчивалась в пятницу, так что она имела возможность прилетать к моему «папуле».
Вот она разворачивает мармеладку — на сей раз попалась зеленая — и сует в рот.
— София, нам всем следует очнуться от этого кошмара и перейти на лекарства.
Мне подумалось, что Гомес, наоборот, удалил все таблетки из маминого списка, но обсуждать это с новообретенной мачехой я не стала.
