— Нет, папа, — сказала я. — Так нельзя, без стука не входи.
— Ты не ушиблась, София?
Лежа на обломках мебели, я молча продолжила крутить «велосипед».
На столе ждали три непраздничные тарелки и кувшин воды. Отец начал с молитвы: «Да едят бедные и насыщаются», которую закончил на греческом. Потом молча сел, и Александра положила ему пасты. Она сказала, что это итальянское блюдо, приготовленное по местному рецепту, с анчоусами и изюмом. Готовила сама, поскольку любит сочетание соленого и сладкого. После молитвы отец не проронил ни слова, так что поддерживать разговор за него пришлось Александре. Она спросила, где я остановилась в Испании, ходила ли на корриду, нравится ли мне испанская кухня, как там с погодой; но никто не упомянул беспорядки в Афинах и не справился о здоровье моей мамы. Своим незримым присутствием Роза заслоняет все остальное, как попавшая в дом слониха; даже Дональду Даку ее не прогнать. Возможно, ему удастся на ней прокатиться, запустить ей в голову камнем из рогатки, но оранжевыми перепончатыми лапами ему не вытолкать такую громадину.
Неожиданно заговорил отец:
— Я обнажил свой срам перед Господом, Он же предстал предо мною во всей благости Своей.
Папа смотрел в тарелку, но слова эти явно обращал ко мне.
Положение усугубилось. Оказывается, Александра — младший экономист. Это неплохо, ведь, приехав в Афины, я надеялась взыскать с отца должок за все годы, что он не показывался. Хотя, наверное, он считает, что реабилитировался, даря всю свою позднюю отцовскую любовь моей сестренке Эвангелине.
Думаю, он понимает, что кредитор из меня растерянный и убогий. Для оформления сделки надо бы собраться с мыслями, стиснуть зубы, одеться по-деловому и завести его в душную комнату, где приготовлена слепящая лампа и ожидает переводчик, но тело мое все еще гудит от жарких поцелуев и ночных ласк в жаркой пустыне. Уберись я из его жизни навек, ему было бы только легче, но по какой-то причине он хочет, чтобы я приняла Александру. Самый верный его залог. Отец ею гордится; оно и понятно. Внимательная мать, заботливая жена. Потому-то он ласков и спокоен.
Но задолжал отец давно и по-крупному. Из-за его первого нарушения долговых обязательств мама взяла ипотеку на мою жизнь.
И вот я на родине Медузы, пометившей мое тело шрамами от яда и гнева. Сижу на огромном мягком синем диване рядом с Александрой, поправляющей блестящие брекеты. Окна закупорены, работает кондиционер. На груди у нее спит дочурка, домработница подметает полы, а сама она знай посасывает желтую засахаренную мармеладку.
