Она так громко хохочет, что мне удается выдавить подобие улыбки, но мое внимание приковано к Ингрид. Она стоит на мелководье спиной ко мне. Потерянная, одинокая.
Джульетта объясняет, что один из санитаров клиники подбросил ее сюда на мотоцикле и заедет за ней в конце дня. Гиперзаботливый отец распорядился, чтобы персонал не позволял ей садиться на мотоцикл без шлема. Она вне себя.
Жестом она указывает на свою бутылку с водой.
— Я предпочитаю водку — назло отцу. Ему ненавистны все наркотики. Он все еще оплакивает маму, и для него оскорбительно даже думать, что лекарствами можно заглушить боль памяти и воспоминаний.
Ингрид по-прежнему таскает желтым сачком одних медуз и вываливает их на песок.
— Медузы, — заговариваю я, как о чем-то важном.
— Да, — отвечает Джульетта. — Говорят, что если пописать на ожог, боль утихнет, но это миф.
Я спрыгиваю вниз от пещеры, которую заняла Джульетта, и направляюсь к подушкам из водорослей. Сегодня с самого утра я съездила в загородный супермаркет, чтобы купить для Ингрид ее любимой немецкой салями, зеленого салата, апельсинов и винограда. Взобравшись на камни, она говорит, что ей слишком жарко на этом уродском диком пляже. Она бросает взгляд на пещеру, где загорает Джульетта, и заявляет, что хочет домой.
— Не уходи, Ингрид. — В моем голосе звучат отвратительные заискивающие нотки.
Я еще не оправилась от шока после ее рассказа о сестре и хочу еще раз повторить, что ее вины здесь нет. Она была ребенком и совершила ошибку. Но мне мешает слово «Обезглавленная».
Ингрид протискивается мимо меня и начинает собирать вещи.
— Хочу поработать, Зоффи. Меня так и тянет взяться за иголку. Сейчас мне нужно только подобрать по цвету нитки и начать.
Рядом с нами мальчуган лет шести вгрызается, как в персик, в гигантский красный помидор. На грудь брызжет сок. Мальчик откусывает еще и смотрит, как я помогаю Ингрид зашнуровать ее высокие серебристые «гладиаторы».
— Ты такая красивая, Ингрид.
Она смеется. Вообще-то надо мной.
— Я не могу целый день бездельничать, как ты. Мне работать нужно.
У нее звонит мобильный. Я знаю, это Мэтью: контролирует, узнает, где она находится, и понимает, что она со мной.
— Я на пляже, Мэтти. Слышишь море?
Я тянусь к ней и выхватываю телефон.
Ингрид кричит, требует его отдать, но я бегу к морю, она за мной; сбрасывает и оставляет на песке свои римские сандалии, чтобы не путаться в шнурках. Догоняет меня и ловит за подол атласного сарафана. Я слышу, как рвется материя, и в этот миг забрасываю телефон в море. Мы обе следим глазами, как он секунды три плывет с трепетно-спокойными медузами, которые ходят кругами, а потом тонет.
