Увидев, что юноша ожил, Сунчица улыбнулась и, бросив домашние хлопоты, подбежала к нему:
– Все просто. Я родилась южнее по течению Дуная, там люди говорят на другом языке и носят другие имена… – Она задумалась, и тень грусти отразилась в ее ярко-голубых глазах при мысли о мощеных уголках родного городка, лежащего на склоне Фруктовой горы, у подножия которой несет свои быстрые воды величественный Дунай. – Как ты себя чувствуешь? – Она приложила руку к его лбу.
– Чувствуешь… – Он будто услышал незнакомое слово и слегка смутился, как человек, не привыкший заглядывать внутрь себя.
– Что ты ощущаешь у себя внутри? – Ее поразила его непонятливость.
– Внутри… – Он на секунду замолк, будто неумело прислушивался к себе, и бесцветно ответил: – Мне кажется, только холод и пустота.
Рядом тихо заскулил Локи. Он подошел к Тиллю, наклонил свою большую голову и положил ее рядом, тот чуть повел плечами, слегка отстраняясь в сторону – волчья пасть все же немного его смущала.
– Не бойся. Просто Локи понимает тебя. Это называется одиночество. – Сунчица потрепала волка за холку и, присев, обняла его. – Когда-то я нашла его в лесу, он был маленьким брошенным щенком. И очень грустил.
Тилль приподнялся на подушках:
– Спасибо за кров, добрая хозяйка, но мне нужно идти в… – Он запнулся, потому что, куда ему было нужно, он не придумал, идти ему было некуда, но мешочек с талерами позволил бы устроиться в любом месте.
– Боюсь, Тилль, тебе придется задержаться. – Сунчица отошла к большому столу у окна. – Ночью был снегопад, все тропы полностью завалило, началась зима. Вряд ли ты сможешь выбраться до весны из Черного леса. Мне жаль, но, видимо, тебе придется воспользоваться моим гостеприимством, к тому же ты еще очень слаб и пока не сможешь даже встать с кровати. – Она взяла со стола большую, загодя приготовленную кружку и подала ее Тиллю. – Вот, выпей отвар из весенних трав. Мой собственный рецепт. Это поможет тебе набраться сил.
Тилль отхлебнул, не почувствовал вкуса, выпил до дна и быстро уснул. Так минуло пять дней, но лучше ему не становилось, и силы к нему не возвращались. Он спал и спал. Ни отвары из трав, ни целебные настои, ни даже снадобье из корней мандрагоры – ничего не помогало. Он просто спал почти постоянно, не разговаривал, все вокруг него было хмурым, и это уныние постепенно поражало весь дом, он начинал терять свою жизнь и свой цвет и начал сереть. Тилль так замерз, что покрылись льдом даже его глаза, его покинули обоняние и вкус, он перестал различать цвета, хоть и раньше был изрядно слаб в этом – в сумраке подземелий немногословных гномов все это излишне.
