Она прошла в палисадник, машинально сорвала какой-то листок и, прислонившись к забору, стала смотреть на пустынную деревенскую улицу. Ей вспомнилось: прошлой зимой всем классом они смотрели в театре спектакль. Молодой танкист, сражавшийся в Испании, попал к фашистам в плен. Его пытали, ему грозили смертью, но советский танкист был стойким парнем, ничего не сказал фашистам, не выдал военную тайну.
Она быстро повернулась и пошла к дому, взбежала на крыльцо. Старики уже сидели в избе и пили чай из самовара.
— Бабушка, — попросила Катя, волнуясь. — Можно, я буду дежурить около красноармейца?
— Тихо, тихо, — резко сказала Марья Игнатьевна. — Не твоего это ума дело.
— Чего ты на нее набрасываешься! — возмутился дед, сверкнув желтыми белками. — Девка в десятый класс перешла, соображает…
Однако Марья Игнатьевна, разгоряченная всем происшедшим, не могла успокоиться. Неудача с попыткой отправить Катю к родителям в Челябинск, ее внезапное возвращение со станции в деревню, раненый боец в горнице, за которым посулились прийти его товарищи, да так и не пришли, — все это колотило по ее сердцу, наполняя его чувством жуткого ожидания приближающегося большого несчастья.
— Мало мне одной заботы, — бросила она, поглядев на Катю, — теперь другая подвалила.
— Что же теперь делать? Сидеть да охать? — нервно воскликнул Трофимов.
— Не знаю, не знаю… Вы, мужики, думайте…
— Ладно, не пререкайтесь, — вмешался в разговор Филиппыч. — Пойдет хорошо, так он, глядишь, денька через четыре на ноги встанет… А может, даже и раньше. Чего зря душу теребить?
Слова Филиппыча как будто охладили их. Бабушка Марья прошептала что-то тихо-тихо, может, молитву, дед с минуту молчал, потом сказал, обращаясь к фельдшеру:
— Ты уж, Филиппыч, у нас побудь.
— А как же, побуду, — согласился фельдшер. — Завтра в обед уйду. А потом опять приду. Не волнуйся.
— Ну, спасибо.
— О чем разговор. Разве я не понимаю.
— А как ты мыслишь, Филиппыч, вообще насчет обстановки?
Фельдшер как будто не слышал вопроса. Пригнувшись хилым своим телом к столу, он тянул из блюдца чай.
— Как по-твоему, — продолжал Трофимов, заглядывая Филиппычу в глаза, — скоро наши немца погонят?
Фельдшер допил чай, повернул вверх дном чашку, поблагодарил хозяйку и только после этого сказал:
— Скоро. — И повторил уже смелее: — Скоро. Но потерпеть придется…
4
Филиппычу постелили в избе на лавке. Он тут же лег, сморенный усталостью, и захрапел.
А старик Трофимов продолжал сидеть за столом, о чем-то напряженно думая. Бабушка Марья гремела за печкой посудой. В избе было сумеречно, но огня не зажигали.
