— Почему. Говорю так, как есть.
— Где-нибудь работаешь? Говори толком.
— А чего говорить. Все очень просто. Убрали меня со стройки как опасный элемент. В лагерь на север увезли. А я убег.
— Убежал?
— Да.
Володя заморгал глазами:
— Как же так! Ведь тебя могут опять…
— Ничего. У меня справка есть. Ничего.
Федя поправил на голове кепку, откинулся на спинку лавочки, огляделся.
— Пойдем к нам.
— Нет. — Он посмотрел Володе в глаза: — Спасибо. Сейчас никак не могу.
— Почему?
— Уезжаю.
— Далеко?
Федя хмыкнул:
— Какой ты дотошный! В Астрахань еду. — Он поморщился, помолчал. — Ну вот и время подошло, пора.
Он встал.
— Я тебя провожу.
Федя пожал плечами, дескать, как хочешь. Немного спустя, идя как-то боком и косясь на Володю, спросил:
— А ты как живешь? Играешь на скрипке?
— Играю.
— И музыку сочиняешь?
— Я, Федя, недавно ездил в Москву. С осени совсем туда уеду. Учиться.
— Здорово!
— Конечно, здорово. А сегодня мы Алексея в армию проводили.
— На службу, значит, — Федя оживился. — Я тоже жду не дождусь срока: возьмут в армию, тогда отмыкаюсь.
— Тебе плохо?
— Ничего. Люди добрые везде есть — живу.
Вышли на набережную. Около старой, покосившейся пристани покачивал растопыренными боками колесный буксир с громким названием «Нептун».
— Вон мой пароход, — показал Федя.
— Это же буксир.
— Ну и что! Я с командой. — Федя, прищурившись, посмотрел на Володю, губы его дрогнули. — Ты дальше не ходи, я один… Спасибо тебе за все.
— Может, напишешь?
— Напишу, если хочешь. — Голос у него стал тихим. — До свиданьица, Вовка, поклон матери, братишке…
Володя смотрел на Федю и чувствовал, как в груди у него накатывалась какая-то тяжесть. Почему этот парень должен скитаться по чужим людям? За что?
— Обязательно дай знать о себе, Федя. Как устроишься, сообщи. Если плохо будет, приезжай.
— Спасибо!
Федя махнул рукой и побежал вниз по лестнице. Кургузая кепка мелькнула в проеме пристани. Володя ждал: оглянется. Не оглянулся.
14
Вечер. Из кухни глухо доносились голоса: мать рассказывала соседям, как провожали призывников. Особенно запомнился ей духовой оркестр: бухал и бухал без передышки.
— Наплакались на целый год.
Одно удручало ее. С военкоматовского двора призывников повезли на грузовиках, да так быстро, что она не успела разглядеть, в какой машине ехал Алексей. Гвалт стоял жуткий, все махали руками, и на машинах тоже махали, да еще оркестр наяривал вовсю.
Соседи заверяли мать, что все было очень хорошо, проводили нормально, и переживать не надо — год-другой пролетят незаметно, и вернется Алексей домой. И еще что-то хорошее говорили, хваля Алексея, и дважды как бы вскользь упомянули об Алексеевой зазнобе, но мать оставила это без внимания.
