— Извините… — произношу наконец и, дотерев эликсир, выхожу из кабинета.
Уходя, Жена Финансиста, одарив меня взглядом, который обычно посылает женщина мужчине, не оправдавшему ее ожидания, проходит к кассе, горделиво расплачивается и уходит.
Мою руки, жду следующего клиента. «Сложный», — записан он в моем рабочем блокноте.
Владелец двух строительных корпораций, смуглый, с тяжелой смоляной головой, дружит с принцем Альбертом и любит обычную, но молодую и сильную нравом женщину. Богат, щедр, жесток и сентиментален. Отелло и Пьеро. Сплошные блоки в спине, тяжелый череп, дряблые ягодицы. Обида, ненависть и желание быть любимым проникли в тело так глубоко, что одним массажем тут не обойтись. Я рекомендовал когда-то ему психоаналитика, но клиент был непреклонен: «Еще мозгоправа мне не хватало!»
…Это повторялось последний месяц нашей с ним работы. После сеанса общего расслабляющего Сложный рыдал малышом, матерью оставленным, упершись в мою волосатую грудь, прикрытую хлопком зеленой хирургической рубашки. Его экстравагантная и отчаянная искренность наряду с финансовой мощью и статусом воротилы подкупали меня. Я сочувствовал ему.
— Она изменяет мне… и врет, врет… все время врет!.. Могу убить ее, любовников этих, все могу, а разлюбить ее не могу, не могу, понимаешь?! — голосит он сквозь частые всхлипы.
Я поглаживаю его мрачную, недобрую, мелко подрагивающую от сдавленного плача голову.
— Бывает, бывает… Надо жить дальше… Вы ведь сильный…
Через два года, пропитанное обидой и горечью, тело его изъест себя саркомой и умрет. А пока я совершенно естественно нахожу слова, что могут хоть как-то ослабить муки стареющего, угрюмого и сильного самца, чья юная самка счастливо и легко отдается молодым и веселым.
Выплакавшись, он расхаживает по кабинету, как человек, что-то мучительно вспоминающий.
— Мне пора! — говорит он вдруг и жмет большой сухой ладонью мою — большую и мясистую.
Когда он будет проходить сложную химиолучевую терапию в Германии, молодая самка сбежит к его партнеру. Думаю, это обстоятельство лишило его сил, и борьба с болезнью не только потеряла смысл, но и стала бременем, ибо взывала к жизни.
После трех «контактов» обычно отдыхаю, набираюсь сил. Сижу в холле клиники и смотрю телевизор, попивая чай. Листаю каналы, очарованный несусветной ерундой ток-шоу и сериалов, отдыхаю со скоростью 24 кадра в секунду. И вдруг — ба! мой Генерал!
Сидит, окруженный нацеленными в голову, точно дулами пушек, микрофонами телеканалов. Суров, собран, глядит исподлобья.
