Бруар появляется в лазарете в половине второго. Я прошу его раздеться и внимательно прослушиваю. Все в порядке, как и следовало ожидать. Да и не пустили бы его на борт ракетоносца, будь у него что-нибудь серьезное.
— Ну что же, Бруар,— говорю я,— небольшой ларингит у вас есть. А остальное в норме. Легийу даст вам пастилки — попробуйте пососать. На подлодке гуляют сквозняки, ничего не поделаешь. Не станет легче, заходите еще.
Это на тот случай, если не удастся сегодня же вызвать его на откровенность. Он похож на улитку, которая и рада бы вылезти из своей раковины, да чего-то побаивается. Две глубокие морщины, начинаясь у крыльев носа, окаймляют его рот. Их называют «морщинами смеха», но непохоже, чтобы мой пациент часто смеялся или хотя бы улыбался. Глаза у него карие с золотистыми искорками, но жутко печальные — как у одного знакомого спаниеля, который своим взглядом наводил на меня глубокую тоску.
Он молча и понуро одевается. Я делаю попытку его расшевелить:
— Вы не очень-то хорошо выглядите. Может, с пищеварением неладно?
— Да нет, доктор.
— Тогда, может, душа не на месте? Что-нибудь случилось?
— Да нет, все нормально.
Взгляд у него подозрительный. Тон сухой и почти агрессивный.
— Ну ладно, Бруар, заходите, если кашель не утихнет.
Еле выдавив из себя: «Спасибо, доктор», мой пациент удаляется. А в лазарете тут же появляется Легийу, который на время приема скрылся в изоляторе. Я пожимаю плечами:
— Да, нечего сказать, парень он скрытный. И ему есть что скрывать, тут вы правы. Близкие друзья у него есть?
— Он дружит с Роклором.
— С этим марсельцем? Неужели они ладят?
— Еще как! Спорят, но ладят. Роклор упрекает Бруара за то, что из него слова не вытянешь. А тот зовет его трещоткой. Так ведь чтобы создать вселенную, любой материал годится.
...Через пять дней после неудачной попытки разговорить Бруара я завтракаю в кают-компании, и вдруг Вильгельм шепчет мне на ухо;
— Доктор, вас срочно просят в лазарет.
Явившись туда, вижу Легийу: он смазывает йодом левую ладонь Роклора — она вся в крови. Роклор слегка побледнел, лицо у него дергается от боли, но этот подвижный щуплый человек не из тех, кто с бухты-барахты хлопается в обморок.
— Кто это вас так?
— Вилка, доктор.
— А у кого в руках была эта вилка?
Роклор отмалчивается. От такого болтуна как-то не ожидаешь заминки.
— Не мучайтесь, доктор, понапрасну,— приходит ко мне на помощь Легийу,— это дело рук Бруара.
— Не лезь! — бросает Роклор.
— Да что там скрывать,— упорствует Легийу,— в столовой было шестьдесят человек свидетелей. А теперь об этом знает весь экипаж.
