— Ты не одобрил, царь, мои прежние подношения, но эту книгу ты оценишь. В прошлом году, когда я был во Франкфурте, тамошний герцог, вознеся тебе хвалу, преподнёс мне эту книгу. Он говорил, что на Bостоке нет царя могущественнее Ираклия и в этой книге описываются его подвиги. Книгу эту написал француз, а немцы перевели на свой язык.
— Этим подарком ты меня действительно обрадовал. Я знал, что эта книга вышла в свет, но увидеть её мне до сих пор не удавалось. Людовик послал мне её через капуцина, но тот потерял её в дороге. Эту книгу я дам Рейнегсу перевести на грузинский язык. Интересно, что выдумывают в Европе о грузинском царе… — пошутил Ираклий и стал перебирать послания чужеземных царей. — Не буду больше задерживать тебя, ага, я и так оторвал тебя от работы. На пиру продолжим нашу беседу.
— Ваш покорный слуга да будет прахом у ваших ног, — ответил с поклоном ага и вышел из зала.
Ираклий позвонил в колокольчик и, как только вошёл дворецкий, приказал:
— Позови ко мне царевича Левана и Давида Орбелиани. Доложи господам мдиванбегам, чтобы они в двенадцать часов собрались в зале совета.
Друзья долго сидели за ужином на дворцовом балконе и не заметили, как подкрался рассвет. О чём они только ни вспоминали — и о серьёзном и о весёлом. Давид рассказывал петербургские и московские новости, его слушатели удивлялись, что в такой холодной стране, где пар от дыхания превращается на усах в ледяные сосульки, люди могут жить и строить такие большие города.
Солнце стояло довольно высоко, когда дворецкий позвал Левана и Давида к царю. Бесики стало грустно, что он не получил приглашения, хотя он и не ждал его. Он решил вернуться в свою комнату, но его клонило ко сну, и он остался сидеть на тахте, прислонившись к подушкам.
В тенистом парке, окружавшем дворец, распевали птицы. Утренний ветерок доносил из парка сладкий аромат цветов. Этот запах словно опьянил певчих птиц: щебеча, они перепрыгивали с ветки на ветку и садились на перила дворцового павильона.
Бесики невольно следил за этими беспечными пернатыми. Особенно его занимал соловей, который сел перед ним на перила и стал звать подружку. Но должно быть самка была занята другими соловьями и не обращала никакого внимания на его призывы. А тот настойчиво, но безуспешно продолжал свои мольбы. Наконец прилетел второй соловей, они о чём-то пощебетали и улетели в парк.
Бесики несколько раз провёл мизрапи по струнам тари, и они зазвенели, как птичьи голоса. И таинственный голос в груди Бесики, слышный только ему одному, начал петь:
