Мало кто из магов мог подчинить себе такую своевольную стихию, они вообще не любят хозяев и признают лишь друзей. Чтобы соединиться со стихией, нужно найти элементаля и заставить его признать твою силу, что уже само по себе является подвигом. Но приручить его лишь часть препятствия, самое сложное его удержать на длительное время. Я смогла, но мои возможности ограничивались легким подогревом или, как это было в особняке с Демио, усиливались мощным артефактом. Но вот так, как это делал факир, заставлял подчиниться огонь, не обжигать его и быть подвластным его воле, — удивительно!
Полюбовавшись еще некоторое время на красные всполохи, мы прошли дальше мимо импровизированной сцены с клоунами к шатру акробатки, виртуозно владеющей своим телом. Она изгибалась на толстой ленте без страховки, показывая чудеса пластичности. На неё восторженно смотрели не только дети, но и взрослые, упоенные виртуозным исполнением танца.
Следующим, кого мы увидели, был ходящий — прямо над нами мужчина вышагивал с шестом по толстой веревке, показывая чудеса концентрации и равновесия. Делая кульбит, он подвис в воздухе и стремительно упал, чтобы с помощью магии ветра — самой неукротимой и вездесущей — оттолкнуться от земли и вновь взмыть к веревке.
Центром цирка всегда были укротители грызлоухов — бесстрашные заклинатели, по велению которых грозные животные ходили, словно ручные зверьки.
— Всегда ими восхищался, — тихо сказал Лик, стоя позади меня, — они не только осмелились управлять своей жизнью, но и держат под контролем чужую звериную сущность.
— Они освободились от страха, — пожав плечами, констатировала я. — Но обрели ли они счастье? Иногда счастье заключается вовсе не в свободе, если эту свободу мы отдаем добровольно.
— Что ты имеешь в виду?
— У моей мамы всегда была свобода, — ответила я, смотря на огороженную арену с грызлоухами, — но не было главного — любви и семьи. Я не в счет, я всегда была сама по себе. Поэтому уверена, что я готова отдать свою свободу ради любви. Стать циркачкой? Нет. Такая свобода не для меня. По своей сути они все одиноки, всю жизнь в путешествиях, чтобы показывать свою улыбку чужим, и изредка — родным, когда, наконец, попадают домой.
— Ты будешь прекрасной женой, — со вздохом произнес Лик, и мы развернулась, чтобы пройти к следующему шатру.
— Думаешь? Я не умею готовить, не люблю убираться и стирать, да и ребенка в руках никогда не держала.
— Зато ты будешь верной любящей женщиной, лучшей опорой для своего мужа. Поэтому я не хочу… чтобы ты была с Диксандри. Он не будет тебя ценить.
