Занятый своими мыслями, Стёпка не сразу обратил внимание на то, что блаженного прогнали из повозки и теперь ему, единственному в обозе, пришлось идти пешком. Пока дорога поднималась в гору, он ещё успевал. Однако когда миновали перевал, бедняга стал отставать. Угнаться за катящимися под гору повозками даже и привычному к ходьбе человеку было непросто, а блаженный явно не был хорошим ходоком, да и шёл он как-то неловко, припадая на обе ноги. Он осмелился было взяться за борт повозки, но возница — крепкий весич с широкими плечами кузнеца — зло прикрикнул и даже замахнулся кнутом. Блаженный виновато улыбнулся и отпустил борт. Со следующей повозкой повторилась та же история. Никто не хотел связываться с этим чудаковатым парнем. Понятно было, что в конце концов он окончательно отстанет и придётся ему ковылять по этой пустынной дороге одному, без еды, без надежды на безопасный ночлег у костра.
Стёпке стало его жалко. Он уже знал, что это такое — путешествовать по здешней тайге в одиночку.
— Творень, — попросил он. — Давай возьмём его в повозку.
— Кого? — не слишком приветливо отозвался возница. — Огреха этого блаженного что ли пожалел? Нечего его жалеть, пущай пёхом топает. Он Круженя мало не обварил кипятком, бестолочь криворукая.
— Он устал уже, — сказал Стёпка. — Он скоро совсем отстанет. Неужели вам его совсем не жалко?
— А чего его жалеть? Ему наша жалость не надобна. Он привычный.
— А почему весичи все такие злые? — сердито спросил Стёпка. — Вас нарочно таких подобрали в обоз, да? Чтобы всем понятно было, как хорошо с вами будет жить, когда Таёжный улус к Великой Веси присоединится?
— Да и не злые мы, — обиделся Творень. — Ежели угодно тебе, зови своего ушибленного. Пущай с нами едет. Только знай, что не по душе мне, когда такие криворукие людей обваривают.
Стёпка спрыгнул с повозки, постоял, дождался, когда блаженный нагонит, сказал:
— Я Твореня уговорил, чтобы вас в нашу повозку посадить. Пойдёмте.
Блаженный сначала отказывался, мотал лохматой головой, руки к груди прижимал, уверял, что он никого стеснять не желает, что весичи на него за дело осердились, и он сам знает, что виноват, но потом, поняв, что Стёпка не отступится, нехотя согласился, вскарабкался в повозку и с видимым облегчением вытянул натруженные ноги.
— Вы, наверное, есть хотите?
— Я вчерась вечером славно покушал, — ответствовал блаженный. — А мне больше и не надо.
— Ничего себе! — удивился Стёпка. — Как это не надо? Нет, как хотите, а я вас голодным не оставлю.
