Я ответил любезному хозяину отказом и некоторое время еще колебался, воспользоваться ли его предложением, но в конце концов после долгой внутренней борьбы принял смелое решение. В рентгеновском кабинете меня просветили и сняли с меня атомную схему, и после того я снова пошел к своему знакомому. Втиснуться в аппарат мне было не очень легко, так как я человек довольно упитанный, и радушный хозяин должен был мне помочь; дверку же удалось закрыть только с помощью всей семьи. Замок щелкнул, и стало темно.
Что было дальше, не помню. Я почувствовал только, что мне очень неудобно и что край полки упирается мне в ухо; я попробовал шевельнуться, дверка открылась, и я вылез из аппарата. Я сразу же спросил, почему со мной не сделали опыта, но хозяин, вежливо улыбнувшись, уверил меня, что я ошибаюсь. Один взгляд на стенные часы показал мне, что я действительно пробыл в аппарате около двенадцати часов, совершенно того не сознавая. Одно небольшое затруднение состояло в том, что мои карманные часы показывали то же время, что и при начале опыта: распыленные на атомы, они, конечно, не могли идти.
Бжуты, с которыми меня связывали узы все более тесной дружбы, рассказали мне и о других способах применения аппаратов; обычно выдающиеся ученые, бьющиеся над решением каких-нибудь проблем и не могущие их разрешить, остаются внутри аппаратов по нескольку десятков лет, а потом, воссоздавшись, выходят и спрашивают, решены ли эти проблемы; если решения еще нет, они снова подвергаются распылению и продолжают поступать так вплоть до получения результатов.
После первой отважной попытки я набрался смелости, и неведомый до сих пор способ отдыхать так мне понравился, что я проводил в распыленном состоянии не только ночи, но и каждую свободную минутку, это можно проделывать в парках, на улицах, где повсюду стоят аппараты вроде больших почтовых ящиков. Нужно только не забывать ставить будильник на желаемое время; люди рассеянные иногда забывают об этом и могли бы оставаться в аппаратах навсегда, если бы специальная комиссия не проверяла все аппараты ежемесячно.
К концу своего пребывания на планете я сделался настоящим энтузиастом обычая Бжутов и применял его, как уже сказал, на каждом шагу. Однако за это увлечение мне пришлось дорого поплатиться. А именно: однажды аппарат, в котором я находился, чуточку испортился, и когда утром будильник включил контакты, он мгновенно воссоздал меня не в обычном моем виде, а в образе Наполеона Бонапарта: в императорском мундире, опоясанном трехцветным шарфом Почетного легиона, со шпагой на боку, с раззолоченной треуголкой на голове, со скипетром и державой в руках - так появился я перед моими изумленными Бжутами. Тотчас же мне посоветовали переделаться в ближайшем аппарате, который был в исправности; это не представило бы никаких затруднений, так как моя верная атомная схема была налицо. Но мне эта идея так не понравилась, что я согласился только превратить треуголку в шапку с наушниками, шпагу - в столовый прибор, а скипетр и державу - в зонтик. Сидя уже за рулем ракеты и оставив планету далеко позади, во мраке вечной ночи, я подумал вдруг, что поступил легкомысленно, оставшись без осязаемых доказательств, которые подтвердили бы мои слова, но было уже поздно.
