История девяти сюжетов | страница 10
Слишком исстрадался Жан Вальжан, каким его видел романист, за долгие годы каторги. Слишком тяжки были оскорбления тюремщиков и надсмотрщиков. Слишком свежи были переживания сегодняшнего дня: ему, уже освобожденному, уже «бывшему» узнику, всюду — за исключением одного лишь дома — отказывали в крове, в пище, в хлебе.
Слишком много накопилось горечи в его истерзанной душе.
Романисту ярко представились заманчивые возможности, которые таились в необычайной встрече каторжника с епископом.
Исключительно радушный прием, оказанный в доме монсеньера несчастному галернику, стал поворотным пунктом в его судьбе. Но так идиллически, как в жизни Пьера Морена, перелом у Жана Вальжана не мог произойти. Не сразу испарилась его озлобленность. Были крутые зигзаги вверх и вниз, были острейшие повороты. Не могли не быть — в этом художник был непоколебимо убежден.
Жандармы поймали Жана Вальжана с поличным: с украденным у епископа серебром. Все рухнуло! Обретенная свобода, надежды на нормальную жизнь. Рухнуло внезапно и навсегда.
Впереди — тюрьма. Даже больше: каторга. Слишком уж отвратительно преступление — кража у высокого духовного лица. У человека, приютившего гонимого, бездомного бродягу. Окружившего его лаской.
И вдруг — как с неба свалившееся спасение.
Неожиданное для жандармов. Еще более неожиданное для Жана Вальжана. Более всего неожиданное — для читателей.
Сервиз не украден. Он подарен гостю. Так заявляет епископ Мириэль.
Благородно? Да. Человеколюбиво? Да, разумеется. Великодушно? Да, свыше всякой меры.
Но романисту этого мало. Следует вторая неожиданность. Ошеломляющая, как гром!
«Друг мой, не забудьте перед уходом захватить ваши подсвечники!»
«Ваши!» Гость, оказывается, забыл про второй подарок монсеньера. Спасибо жандармам, что привели его. Теперь-то он уж заберет все свое.
Так мог придумать только романтик! Вернее, один: самый романтический из всех романтиков.
В «подсвечниках» — вся «соль» ключевого эпизода романа, неподражаемого в своей эффектности.
Гюго хотелось, чтобы этот эпизод поразил читателя, накрепко врезался в его память.
Он этого добился.
Лепажевское ружье и чиновничья шинель
Первый биограф Пушкина, Павел Васильевич Анненков, был человеком острого, наблюдательного ума. Он дружил с крупнейшими русскими писателями своего времени: Гоголем, Белинским, Тургеневым, Герценом. Будучи за границей, он познакомился с Жорж Занд. По-видимому, он обладал завидной способностью завоевывать дружбу замечательных людей.