– Идеально, – похвалил Ной, когда Элиза появилась из-за ширмы.
– Я чувствую себя полной идиоткой, – призналась Элиза.
– А выглядишь как звезда, – подбодрил Ной.
Элиза опустила глаза на корсетный лиф, украшенный тонким кружевом с золотым шитьем, на пышную юбку темно-зеленого бархата. Цвет платья удивительно подходил к ее огненным волосам. Одобрительный взгляд Ноя вселил в нее немного уверенности.
Но даже шикарный костюм не мог затмить внутреннего страха. Зачем она согласилась? Как позволила Ною уговорить себя? Стоило ему улыбнуться, и она уже на все готова.
Вот почему ей следует держаться от него подальше.
– Готова? – спросил Ной, стоя за кулисами.
– Нет, – ответила она.
Ной лишь улыбнулся и протянул ей листки с текстом диалога между Беатриче и Бенедиктом из «Много шума из ничего».
– Ты можешь, – прошептал он ей на ухо и, взяв за руку, вывел на сцену.
Прошло столько лет, что Элизе казалось, будто она все забыла. Но как только листок с текстом оказался в ее дрожащей руке, волной нахлынули воспоминания. Маленький местный театр в нескольких километрах отсюда, потертый красный бархат кресел в зрительном зале, запах сцены, тяжелый занавес.
Элизе двенадцать. Она поет в хоре, в недавно поставленном мюзикле. Мама играет главную роль и, как обычно, влюбляется в партнера, а папа снова унижен и ожидает своего выхода в кулисах. Все вокруг шушукаются за его спиной и открыто сплетничают, если его нет поблизости, строя прогнозы: уйдет ли Летиция от старого зануды мужа к более достойному мужчине.
Летиция всякий раз устраивала сцену, грозя уйти, но Элиза знала, что скоро все закончится. Ее мать не собиралась уходить от отца в поисках настоящего счастья и истинной любви, которых якобы хотела.
Но если она будет счастлива, в чем драма? А Летиция жила именно для драмы, а не для любви.
Она предпочла драму собственной дочери, отбив у Элизы Дерека. С тех пор у Элизы не осталось сомнений, что было главным для матери или для актеров в целом.
Ной ободряюще ей улыбнулся, и Элиза начала играть. Она не раз принимала участие в любительских спектаклях, потому знала, что делает.
Но она никогда не станет актрисой, потому что видела, как разрушительна эта профессия.
Однако сейчас она увлеклась репликами, характером героини, юмором в тексте и, представив себя в образе, перестала волноваться. Ной оказался прав.
Закончив выбранную для представления третью сцену второго акта, Элиза с удивлением отметила, что они собрали весьма приличную аудиторию.
