— Деда, почему я медвежьих следов не видал?
— Выходит, не усмотрел. Глаз у тебя не охотничий, Петьша.
— А ты усмотрел?
— Знамо дело, — кривит душой Бормаш. — Лапищи — во! Обе твои ступни в его след войдут. Такой ново хошь задавит.
— А маленькие чьи, деда?
— Маленькие… — мнётся Бормаш. — Кабарожка, видать, приходила. Они знашь как по камням бегают? Щёлк! Щёлк! Никакой волк не догонит. Такое дело, малина-ягода…
— Что ты всё «малина-ягода»?
— Поговорка такая, привык. Спервоначалу вроде бы шутил, потом смолой прилипло. Никаким скобелем не отдерёшь.
— А почему тебя Бормашом зовут?
— И на это есть причина. Одним словом, житейская.
В первые дни, как приехали Саранины в Юмурчен, собрались мужики у магазина, сели в сторонке, стали толковать. Люди таёжные, и разговор такой: кто где был, чего промышлял.
— Ты зачем, Лукьян, удочки привёз? — интересуется Андрон. — Аль тут лесу мало?
В самом деле, в диковинку мужикам лукьяновские удочки, никто, кроме ребятишек, не рыбачит ими на Черемной. Удилища — вот они стоят, бери на корню. Всякой длины, всякой толщины. Гибкие, упругие, хоть на ленка, хоть на хариуса.
— Под Читой многие удочками ловят, — отвечает Лукьян. — Озёра там знаменитые: Арахлей, Иргень, Беклемишево… Семь штук и все цепочкой. Летом, конешно, ловишь на червяка, на гольяна. Пищуху насаживаешь — рыбёшка такая вроде вьюна. Зимой — на бормаша, самая что ни на есть азартная рыбалка. Бормаш, сказать вам, водяной жучок, живёт в мелких местах, в траве. Берёшь палку, наматываешь старую ветошь, посыпаешь мукой — и в прорубь.
— Мукой? — хмыкает Чубаров, председатель сельсовета. — Сроду не слыхивал.
— Для чево муку рыбам скармливать? — не верит Андрон. — Ну-ну, ври дальше.
— А чево врать-то? — обижается Лукьян. — Все так ловили. Наутро, значит, вытаскиваешь палку, а в ней бормашей этих — видимо-невидимо.
— Замёрзнут же! — сомневается Андрон.
— Не замёрзнут. Сразу в баночку, в постельку, малина-ягода, в байковую тряпочку — и за пазуху! Иной раз, коли клёв хороший, положишь за щеку штучек пять-шесть — рай божий! Для быстроты, значит, штоб с банкой не возиться, бормашей не морозить.
— Тьфу, нечистая сила! — сплёвывает Андрон. — Они же во рту шевелятся, жуки эти?
— Ну и что? — посмеивается Лукьян. — Дальше слушай! Берёшь, значит, сапки, кладёшь фанерную будку, железную печурку, сухие чурочки, две-три удочки-подергушки, и — трогай конь — две ноги. Облюбуешь местечко — тоже знать нужно, — продолбишь луночки, поставишь будочку, затопишь печечку. Таскай-потаскивай!
