И тут голова Чипа почти бесшумно возникла над течением, улыбающееся лицо его повернулось к стоящим на берегу, рот жадно, со стоном втянул воздух, рука махнула, то ли успокоить, то ли в попытке ухватиться за ничто, и бедолага снова ушёл под воду.
– Даже утонуть не может без этой своей идиотской улыбки, – зло сказала Кундри.
И тут же, с громким шумом Таилиэта плюхнулась в воду и исчезла в её черноте, оставив за собой лишь едва заметное волнение, какое вызвала бы муха, упавшая в тарелку супа.
– Вот и правильно, – кивнула Кундри. – Надеюсь, она не умеет плавать. – И деловито бросила: – Уходим!
– Куда? – напрягся Ездра.
– От этих, – Кундри кивнула на воду. – Я не знала, как от них избавиться. Спасибо, сами догадались.
– Ты совсем того? – уставился на неё Иона. – А если кто-то из них Спящий?
Кундри смерила его хмурым взглядом.
– Тебя, Иона, она, похоже, сумела обработать, да?
– Я никуда не пойду, – отрезал он.
Собственно, и не успели бы они никуда уйти, потому что две головы – Таилиэты и Чипа – появились над водой. С мокрых волос их стекали на лицо потоки грязной жидкости. Чип улыбался и одной рукой держал за волосы психологиню. Другой он начал грести к противоположному берегу.
– Молодец, Чипушка! – крикнул ему Ездра. – Ждёт тебя медаль за спасение, это, утопающих из дела рук самих утопающих.
Иона кивнул и первым ступил в воду.
Жидкость была противно тёплой, густой и тяжёлой, вонючей и скользкой, так что плыть в ней было тяжко и тошно (а плыть – пришлось, потому что на втором шаге илистое дно ускользнуло из-под ног обрывом, который – кажется, прав Ездра – намекал на неимоверную глубину. Вот потому-то, похоже, Чип и не выныривал так долго, что пытался достать до дна.) Иона чувствовал себя мышью, попавшей в кисель. Плавать он и в обычной-то воде был не мастер, а уж в этой жиже его уже через несколько секунд обуяла паника – ему казалось, что река втягивает его в себя, как живой организм, норовит проглотить и переваривать, переваривать дни, недели и месяцы, прежде чем выплюнуть на неведомый берег в неизвестных пространствах грязные кости.
И едва он выбрался на противоположный берег, где уже тряслись от холода Чип и роза Шарона, сразу же без сил повалился на хрусткую мёрзлую траву. И вонючая грязь потекла изо всех его потаённых мест, и тут же пустопорожне вырвало желчью, а потом за дело взялся холод – устремился под одежду, под кожу, под мясо – до самых костей.
– Вы… вы… вы дум…маете эт-то Ч-чип? – кое-как выговорил он рискуя прикусить язык – так его трясло.
