Минут через десять та сторона попыталась подавить воспрянувшее единство: из громкоговорителя на столбе полилась традиционная Рахманиновская прелюдия номер пять – видимо, любимый опус Самого. Два этих столь разноплановых произведения сливались под косым дождём воедино, являя собою вечное диалектическое единство и борьбу противоположностей.
И тогда белые пошли в атаку. Жахнул со стороны столовки гранатомёт. Брызнули свинцом сразу несколько стволов. Полетели, звеня, стёкла; пули, чмокая и щёлкая, выводя невнятные вензеля, расковыряли салатово-белую штукатурку, затихли в толще, остывая, медленно отходя в сонную вечность.
И тут Иона проснулся.
– Выспался? – улыбнулся навстречу его пробуждению Антипод, дымя цибаркой.
– Кажется, – пробормотал Иона протирая глаза.
– Хлебнёшь? – вопросил Козлобород, протягивая пластиковую бутылку, в которой что-то плескалось.
– Тебя же убили, Козлобород, – сказал Иона, принимая бутылку и отхлёбывая. Он уже готов был сморщиться от спиртовой горечи, но в бутылке оказался вишнёвый кисель из концентрата – не кисель даже, – не сваренный, а просто разбавленный водой порошок. – И тебя тоже убили, Антипод, зря ты лыбишься.
– Крепко же тебя придавило, – усмехнулся Козлобород.
– Долго жить будете, – бросил «убитым» Чомба, сидевший тут же за чисткой «калаша».
Иона глотнул ещё из бутылки. Кисель облепил нёбо и зубы нехорошей кислой плёнкой. Захотелось сплюнуть. Он сунул бутылку Козлобороду и принялся озираться по сторонам.
Над территорией стелился рваным застиранным покрывалом то ли туман, то ли дым. В стороне горело что-то, догорало, и тошнотворно тянуло оттуда палёной резиной. Чёрными пятнами застыли на не стаявших лужах снега чёрные вороньи трупы. Одна из ворон, не окончательно превращённая в труп, но лишь в половину его, орала и трепыхалась в грязи, пытаясь подняться на крыло, оставшееся у неё в единственном числе. Вдалеке, за хозблоками выла собака – или Мохнатый, или Жук. Два яростных зоофила, не упускавшие возможности пристроиться к побратиму сзади.
– Что, атака сорвалась у них? – спросил Иона.
– Атака? – Козлобород отхлебнул из бутылки, крякнул. – Да, вроде, не ходили ещё.
– А Чиполлино? – спохватился Иона. – Чиполлино живой?
– Как это? – покривился Чомба. – Ты, дружбан, просыпайся давай. Чиполлино уж два месяца как положили. На перевале.
Рассыпался мелким дробным смешком Слюнтяй, с задорной едкостью поглядывая на Иону.
Иона попытался вспомнить перевал и когда это было. Дурацкая, замутнённая коротким пересыпом после двух суток без сна память выворачивала всё шиворот-навыворот, и не понять было, есть ли что-то общее между Козлобородом, Чиполлино и перевалом. Перевал, вроде, был
