Ни молодцы, ни Прозор, ни мореход Любомысл доселе не видели такого необычного и красивого наряда, в который была облечена девушка. Струилось невесомое, похожее на девичью вендскую рубаху платье — только длиннее, до щиколоток. Ткань его серебрилась, казалось, по нему, будто в погожий день по воде, пробегают веселые искорки. Сверху платья накинута легкая небесно-голубая безрукавка, а по ней серебряной канителью вышиты и облака, и птицы, несущиеся под ними, и лик солнца, который раскинул лучи над облаками. Странным казалось, что рисунок вышивки был наполнен непонятной силой и казался будто живым.
Волнистые белокурые волосы девушки перехватывал по лбу узкий, изукрашенный сверкающими самоцветами ремешок. Снизу под него было воткнуто перо мудрой ночной птицы: или совы, или филина.
Тонкие запястья украшали гладкие, тускло мерцавшие в сумраке золотые наручи. На пальцах рук несколько колец со вделанными в них изумрудами. Казалось, сверкнут глаза красавицы, и камни тут же им вторят.
— А-а-а!.. Гости дорогие! Приехали наконец-то! Как добрались? Не узка ли тропка оказалась? Вижу-вижу — болото обходили! Наверное, потому и задержались. Намаялись, верно? — улыбалась девушка. — Ну что же: распрягайте коней, да в горницу проходите. Мы ведь с Баюном вас заждались!
Вопрос, кто такой Баюн, тоже заждавшийся усталых путников, разрешился сразу. Из дверного проема неторопливо вышел важный полосатый котяра, размером чуть ли не с рысь, и, изогнув толстый хвост крючком, принялся тереться о босые ноги красавицы.
На дивном коте был надет блестящий серебряный ошейник. Передние лапки украшали такого же вида наручи. Весь вид нарядного кота выражал довольство, самоуверенность и радость. Прищуром желтых глаз он цепко озирал дорогих гостей. Взгляд его ненадолго задержался на Добромиле, на молодцах. Более пристально он изучал Прозора и Любомысла. Особенно Любомысла. И тут, переведя желтые глаза на суму старика, кот неожиданно фыркнул и зажмурился. Будто узрел нечто плохое. Старый мореход не знал, что и подумать. Чем это он не угодил Баюну?
Милован и Борко уже отошли от первоначального изумления и бросали на девушку восторженные взгляды. Парни приосанились, они выпячивали грудь и напускали на лица серьезный вид. Руки их сами по себе не к месту трогали оружие: то черен меча ухватят, то перевязь налучи поправят. Но все равно, показать красавице, что они основательные люди, получалось плохо. Хоть и надувались спесью молодые воины, но подводил их багровый румянец, который резко вспыхивал на пухлых щеках.
