Четыре дня с Ильей Муромцем | страница 84



— Сытости и здоровья вам! — крикнул первый из них, приветственно поднимая руку.

— И вам того же! — ответил Вел, жестом приглашая всадников ближе к костру.

Это были знакомые воины из дружины Яра. Оба в кожаных рубашках и штанах, в длинных, почти до колен, безрукавках из козьего меха, они ловко соскочили с коней, стреножив, пустили их бродить по поляне с только еще начинавшей пробиваться зеленою травкой. Один, что пошире и погрузнее, с выбитым левым глазом, узнав Лану и Вела, сгреб их обоих за плечи, обнял, рассмеялся раскатисто:

— Помню, помню, как ты вождя кафского с коня сбил! Вроде еще здоровее стал? И борода выросла! Это хорошо, это славно!



Второй воин, высокий и тонкий, молча присел к огню. Одноглазый же, балагуря и похохатывая, устроился поудобнее, по-хозяйски протянул ноги к костру.

— Чего здесь с лодкой сидите? Или в роду твоем что случилось? — спросил он молодую женщину.

— Что в прежнем моем роду, того я не знаю. Давно оттуда, — степенно, как и полагается хозяйке очага, ответила гостю Лана. — У меня теперь свой род. Вот начало ему!

И она с гордостью подняла высоко вверх туго спеленатый меховой сверток, из которого выглядывало розовое личико ребенка.

— Ишь ты! — удивился Одноглазый. — Так это, выходит, не походный, а Родовой огонь? — кивнул он головой на костер.

— Родовой!

— Ишь ты… Это хорошо, это славно.

И Одноглазый уважительно подобрал под себя ноги.

Лане и Велу хотелось поговорить, разузнать у приехавших новости, но нельзя же начинать разговор, не накормив сначала гостей. И Лана, быстро и ловко выпотрошив щуку, лежавшую на дне лодки, торжественно поднесла ее к костру.

— Что это у тебя? — оживился вновь Одноглазый. — Щука? Это хорошо, это славно! Щуку надо с чермень-травой печь. Не знаете, что за трава такая? В еловом лесу растет, кисленькая, листочки мелкие…

Лана давно уже засыпала щуку перемешанной с раскаленными углями золой, а Одноглазый, то и дело сглатывая слюну, продолжал учить ее, как щуку готовить:

— Надо ей, щуке, брюхо вспороть да вместо кишок чермень-травой набить. Да в золу ее, зубастую, закопать, да горячими угольками сверху засыпать и ждать, пока подрумянится. Потом на другой бок повернуть. А когда глаза у нее белыми станут — спеклась, значит, щука. Пора есть…

Пока щука, хоть и без чермень-травы, пеклась в горячей золе, Лана достала из лодки кожаный мешок с запасами. Каждый получил по одной копченой, обмазанной жиром тетеревиной тушке, еще зимой заготовленной в предвидении большого похода.