***
Италия, 216 г. до н. э.
Адербал нежился в постели, от которой отвык за три года военного похода. Он удовлетворил свою похоть и теперь с интересом рассматривал обнаженное тело лежавшей рядом молодой римлянки.
«Какие великолепные формы! – думал он. – Грудь – высокая и красивая, талия тонкая, ладонями обхватить можно, и бедра, как у подростка. Почему римляне считаю плоскую грудь и широкую задницу эталоном женской красоты?»
Он перевел взгляд на чистое юное лицо девушки. «Все-таки она хороша. Вот только… этот настоящий римский нос… Считая такую форму носа восхитительной, римляне глубоко заблуждаются».
Впрочем, глаза Адербала ничего особенного не выражали. Они оставались такими же холодными и равнодушными, как всегда. Война сделала его черствым и бездушным по отношению к римлянам – как к военным, так и к мирному населению.
Теплая мягкая постель, красивая женщина – такое бывало на войне нечасто. Обычно подобное случалось, когда они захватывали какой-нибудь город или когда его отряд грабил очередную сельскую виллу. Это делалось не потехи ради: фуражиры врага не должны найти ничего для своей армии, и быстрые нумидийцы надолго уходили из лагеря для учинения опустошительных набегов.
Они исполняли приказ Ганнибала: уничтожать все римское, но не трогать италиков и их имущество. Полководец пытался склонить союзников римлян на свою сторону, напоминая об унижениях, которые доставляло им господство Рима. Вот и сейчас, истребив один из фуражных отрядов врага, нумидийцы ворвались в большое поместье богатого римского землевладельца и устроили там всеобщий разгром.
Адербалу не нравились грабежи и убийства мирных жителей. Он – благородный воин. Но только таким образом можно удержать диких нумидийцев – дать им вволю пограбить и насытиться местными женщинами.
Красивая дочь хозяина приглянулась Адербалу. Он решил оставить ее себе, помогая ей таким образом избежать поругания со стороны его дикарей. Ее звали Папирия. Высокая, белокурая, голубоглазая… Нумидийцы такими жадными взглядами окидывали ее с головы до ног, что несчастная девушка, дрожа от страха, постоянно пряталась за Адербалом, пока он не увел ее в дальнюю комнату.
Папирия инстинктивно чувствовала, что этот карфагенянин ее не обидит, и в благодарность предложила себя ему.
– Не бойся, они сюда не войдут, – насмешливо сказал Адербал на ее родном языке, когда они уединились.
– Господин, возьми меня, но только не убивай, и не отдавай этим зверям…
