– Целей, ты находишься здесь недавно и еще не знаешь особенностей этой страны. Для тебя все местные – одна нация, со своими языками и диалектами, которые ты все равно не понимаешь.
– Так разъясни мне, пожалуйста, – улыбнулся Целей. – Мы же никуда не торопимся?
Мисдес хитро прищурился, но не стал подшучивать над ним.
– Будь по-твоему. Слушай! – Он вздохнул и заговорил: – Как ты уже знаешь, в этой стране живут иберы. Они вполне цивилизованны, жили здесь всегда. Позже с севера вторглись кельты – отличные воины и охотники, но никудышные ремесленники. В нашей коннице полно кельтиберов – тех, кто получился в результате смешанных браков с первыми. Еще, как ты уже наслышан, на морском побережье расположены города-колонии наших предков финикийцев, крупнейший из которых, Гадес, находится на юге. На восточном побережье живут предки греков, их главный город – богатейший Сагунт.
Мисдес с удовлетворением посмотрел на Целея, как учитель смотрит на прилежного ученика, и закончил разъяснение:
– Так вот, молодой человек, всех их мы называем одним словом – «испанцы».
Он умолк, но молчал и Целей в предвкушении продолжения. Мисдес вздохнул и снова начал объяснять:
– Вот теперь представь себе, какая гремучая смесь населяет эту страну и как им нелегко объединиться… Если бы это было возможно, никто и никогда не покорил бы здешние земли. Испанцы фанатично преданы своему роду. Раб может, не задумываясь, отдать жить за вождя своего племени. Они не боятся смерти. Были случаи, когда их воины, распятые на крестах, начинали петь хором песни своего народа. Рабству они предпочитают смерть; ребенок может по тайному знаку перерезать глотки своим связанным плененным родителям.
Целей восхищенно воскликнул:
– Слава богам за то, что они послали испанцам рознь, чтобы они не могли объединиться и дать нам достойный отпор!
Мисдес, словоохотливый от природы, любил беседовать с Целеем. Мальчишка нравился ему, и он поучал его, как своего младшего брата Адербала.
Но Мисдес мог внезапно замолчать, нахмуриться и погрузиться в мысли, известные только ему. Целей знал об этой особенности командира и в такие моменты не тревожил его попусту. Он сразу находил себе какое-нибудь занятие и оставлял Мисдеса одного.
В Карфагене много патриотов, но таких, как Мисдес, нужно еще поискать. Тем не менее, иногда просвещенный эллинизм брал вверх над любовью к отчизне, и Мисдес, как настоящий греческий мыслитель, подвергал сомнению те устои, которые веками формировались на его родине.
