Неожиданно в их разговор вмешалась Аришат:
– Я поеду с Адербалом! – заявила она тоном, не допускающим возражения.
Все удивленно посмотрели на нее: женщинам в их стране не полагалась вмешиваться в разговор мужчин и уж тем более пытаться навязать им свою волю.
– Аришат, – укоризненно произнес Гамилькон, – твое дело молить богов о выздоровлении мужа. Ни о каком путешествии не может быть и речи!
– Если вы меня не отпустите – я сбегу! Заплачу морякам и сама доберусь до Нового Карфагена. Я твердо знаю: Мисдес хочет увидеть меня. Если у него останутся силы дождаться, то я, клянусь богами, вылечу его – или умру вместе с ним!
Голос Аришат становился все звонче, и с последними словами из ее глаз брызнули слезы, смягчившие сердце старого Гамилькона.
Он долго и внимательно смотрел на плачущую невестку.
«Вот упрямая девчонка! Я знал, что она любит его, но чтобы настолько сильно… – подумал он с невольным восхищением. – Женщины нашего народа не отличаются привязанностью к своим мужьям».
– Хорошо… – вымолвил он. – Это твой выбор.
Повернувшись к Адербалу, отец увлек его за собой во внутренний дворик, где они продолжили обсуждать детали предстоящей поездки.
На следующий день корабль отчалил и взял направление на северо-запад, унося Адербала и Аришат в далекую Испанию.
На их счастье, море было спокойным, а ветер – попутным. Морское путешествие прошло быстро и без происшествий: наверное, Йам (у греков его называли Посейдоном) остался доволен дарами, принесенными ему Гамильконом.
Едва судно причалило, и пассажиры сошли на берег, как появился раб в полосатой тунике. Беспрерывно кланяясь, он предложил Адербалу и Аришат сесть в повозку, расписанную карфагенским узором, на которой красовался родовой герб Гамилькона: предусмотрительный Юбал узнал об их приезде от прибывших еще раньше купцов и отправил слуг встречать знатных гостей. Двое рабов уже вторые сутки ожидали их в порту, расспрашивая всех моряков о причаливших кораблях.
Вбежав в дом управляющего, где Мисдесу отвели лучшую комнату, Аришат бросилась к постели мужа, покрывая поцелуями его изможденное лицо.
Изумлению Мисдеса не было границ. Ему даже стало немного лучше.
Когда первый восторг встречи немного утих, Аришат сразу приступила к делу: она подробно расспросила о лечении у находящегося в доме врача и, уточнив некоторые детали, стала распаковывать багаж, где находились травы и прочие лекарства, собранные ею вместе с Пелагоном.
Целый месяц Аришат поила мужа одной ей известными настоями, аккуратно промывала его рану отваром из травы, которую собрала здесь же в близлежащем лесу. За ее действиями неодобрительно наблюдал врач, лечивший Мисдеса – грек Агамед. Он не признавал женщин-врачей. Но Аришат была карфагенянкой, к тому же аристократкой, и Агамед не смел с нею спорить.
