— А потому, товарищ командир, что к стеллажам вы прибежали следом за нами, в строю вы так же, как и мы, доодевались. Признайтесь…
— Не имеешь права обсуждать командиров! — багровея, закричал Коваль. — Разболтался, разгильдяй этакий! Кру-у-гом!
— Не обзывайте. Я боец! — И Крутов повернулся совсем не по-военному, собираясь идти.
— Отставить! — крикнул сержант запальчиво. — Наряд вне очереди. Повторите.
— Вы не правы, и я ничего повторять не буду.
— Я тебя отучу вступать в пререкания! Второй наряд за неподчинение!
Крутов молча махнул рукой и пошел, провожаемый недоуменными взглядами, В самом деле, вместо того чтобы сообща посмеяться, ни за что, ни про что схватил два наряда, когда после третьего, по новому уставу, можно прямым ходом загреметь в дисциплинарный батальон на полгода.
Лихачев досадовал: лучше бы он придержал язык. Но кто думал, что Коваль будет так реагировать. Шутка ли — два наряда. День в лагерях так заполнен, что от подъема до отбоя часу не выкроить на письмо, а тут еще и выходные дни! отнимают. Ведь наряды вне очереди как раз на воскресенья и приходятся. И никому не пожалуешься: власть командиру отделения дана такая, что его наряд никто, кроме Народного Комиссара Обороны, отменить не может. Недаром бойцы шутят, что у командира отделения власти больше, чем у командира полка. А Коваль упрямый: сказал — так и будет.
На вечерней поверке политрук задержал роту:
— Товарищи! В нашей роте случилось чрезвычайное происшествие: красноармеец Крутов не выполнил приказа младшего командира. Новый Дисциплинарный устав дает право применять в таких случаях силу, вплоть до оружия. И это неспроста. Основа воинской дисциплины — беспрекословное повиновение. Наша Красная Армия, — продолжал Кузенко, — создана, чтобы защищать завоевания революции, защищать Родину. Потворства тем, кто пытается разлагать дисциплину, подрывать авторитет младшего командира, нет, не было и не будет. Запомните все это хорошенько. Сержант Коваль наказал Крутова всей полнотой своей власти, и правильно. Не сделай он этого, я наказал бы его самого по всей строгости…
Крутов слушал, мрачно глядя перед собой в одну точку. Все что говорит политрук, справедливо. Он это понимал, но сил, чтобы прямо посмотреть в глаза товарищам, сказать: «Виноват. Ошибся», — нет. Нет сил перешагнуть через мелкую обиду, вызванную наскоком Коваля.
Кузенко дал команду разойтись и пошел в свою палатку. Туров просматривал уставы, составлял программу боевой подготовки на неделю.
