— Угу. И слишком веселая от природы, чтобы впасть в уныние, — отозвался он. В памяти звучал голосок из будущего, окутанный ментоловым дымком: «Болезненный перфекционизм, ядовитый язык — и при этом чувствительность, душевная чистота — и жестокость к друзьям… прямо-таки хэйанская Цветаева! Не удивлюсь, если тоже…»
— Да, пожалуй. Молодец она была, эта папина дочка. Жил бы я в то время, набил бы за нее морду кому следовало!
Чернов засмеялся. Гость — тоже, вообразив Валерия Алексеича, с «Примой» в руке, против какого-нибудь Гэндзи или Нобуката. А ведь набил бы, вполне возможно, и на контузию бы не посмотрел!
— Морду набить — это правильно. Хотя вряд ли бы что-то изменило. Ей было худо потому, что те, кто ее полюбит, еще на свет не родились. Те, кто за нее дрался бы…
— Да. А современники хвалили ее стихи и каламбуры, переписываем ее книгу — и в конце концов позволили умереть в лачуге. Думаю, она это хорошо понимала. Знала, что ей суждено, — и при жизни, и после.
— Возможно. Но тогда ведь еще не было этой идеи, что близкие люди могут разойтись во времени?
— Как это не было? Именно там и было, в японском буддизме, в их учении о судьбах. Их же классик сказал, — Чернов оперся спиной о стену и значительно произнес:
Век назад умри —
и тогда б надежда
Меньше не была.
— Кто это?
Почему-то трехстишие заставило вздрогнуть, он даже охватил ладонями горячий стакан, чтобы согреться. «Век назад умри…»
— Басе. Это не только о расхождении во времени, а о судьбах вообще — о перерождениях, о невстречах, о невоплощенном… Я, хоть и убежденный материалист, иногда об этом думаю.
Он взглянул на гостя через стол — не улыбается ли тот. Александр не улыбался.
— Вот… Помните, сразу после войны, — куда ни приди, девчат больше, чем парней. Кому-то это нравилось, а меня, наоборот, конфузило. Все время казалось, что я самозванец. Будто ей нужен не я, а кто-то из тех, кто остался там.
— Понимаю. — Да что я, к черту, понимаю! Это я самозванец. И вслух, от растерянности не успев затормозить: — «Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришел».
— Жестко сформулировано… — протянул В.А. — Это кто написал? Не Симонов?
— М-может быть. Не помню с ходу… — И что ж я не откусил себе язык после «Липтона»! Тоже туда же — Прогрессор!
— Ну вот. Сейчас поколение сменилось. Молодые ребята, здоровые, веселые, однако, заметьте, чуть ли не у каждого второго — сердечная рана, невозможность найти настоящую любовь. И у парней, и у девчонок. И не у школьников, а у взрослых, в чьи лета бывают отцами семейств!.. Или это только в Москве? У вас не так?
