Арнольд был знаменит еще и как большой любитель женского пола. Первое, что Саня-маленький узнал о нем от двоюродного брата, — инженер из отдела ТО не по-товарищески отнесся сразу к двум сотрудницам, то есть не одновременно, понятное дело, но с таким коротким интервалом, который явно позорит комсомольскую организацию института. Причем второй была ослепительная Милочка Рязанцева, за которой Санин брат и сам ухаживал, — спортсменка, комсомолка, красавица и вдобавок умница и модница. В общем, Арнольд, конечно же, не продал бы Родину ни за какие деньги. Не такой он был парень. Но за два тайваньских презерватива, розовых, пупырчатых, да еще и с голыми девками на упаковках — кто знает?..
Все-таки день был недостаточно теплым, чтобы разгуливать в рубашке. Нормальному человеку его возраста подошли бы для такой погоды плащ и, скажем, кепка, но где ж ее было взять — кепку? От холодного ветерка он спрятался в телефонной будке. Пришло время потратить двушку.
— Будьте добры, позовите Валерия Алексеевича.
— Он дома, на больничном.
— Извините.
Еще двушка.
— Валерий Алексеевич?
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, Валерий Алексеевич, извините за беспокойство. Я дядя Сани Борисова из 8 «б» и хотел бы с вами поговорить.
— Меня на этой неделе не будет в школе. Если хотите… как ваше имя-отчество?.. Если хотите, Александр Владимирович, приезжайте ко мне домой, поговорим, — Чернов никогда не вызывал родителей, но и не отказывал, если те сами желали посоветоваться.
Он сделал вид, что записывает адрес, обещал подъехать через два часа и повесил трубку.
Сердце билось не чаще обычного.
Чернов Валерий Алексеевич, учитель физики из школы, в которую ходил Саня-маленький. Лет то ли сорок, то ли пятьдесят; ростом невысокий, внешности обычной; речь слегка врастяжку — последствия контузии в 43-м. Он не довел их класс до выпуска, умер в конце 65-го от сердечного приступа. Позднее Саня узнал, что была какая-то бумага на имя директора школы. А еще несколько десятилетий спустя — выяснил случайно, какая именно и кем написанная. Даже держал ее в руках.
Почему эта история его не отпускала? Сколько их было — несправедливо обвиненных хороших людей, уволенных, посаженных, изгнанных из страны, перевоспитанных в родном коллективе? С конца 60-х и до самых последних лет, когда хорошие люди начали убывать по другим маршрутам — в коммерцию, за границу по собственной воле, в морг от нелепых случайностей или «возрастных» болезней, не успев достигнуть этого самого «возраста». Сколько их было, знает один Всевышний. Почему же его так зацепила ранняя смерть школьного физика — человека, бесспорно, замечательного, но, скажем прямо, не самого для него дорогого? История эта поражала идиотизмом, но бывали истории похуже. Чувство вины? Да чем он был виноват — глупый восьмиклассник, который ничего не понимал, а хотя бы и понял, ничего бы не смог изменить?
