* * *
…Я-то знаю, что могла бы вас не перегружать подробностями этой ужасной встречи. Тем более что речь идет о родственном нам народе… Но отсутствие вдохновляющих меня новостей и недавний визит в Париж, да еще и вечерок там, посвященный юмору франкофонов… Все это не оставляет мне шансов! Я должна поговорить с вами об этом, друзья мои, обсудить. Тем более речь идет о независимости. Квебеке. Пора понять, что мы не младший брат засранцев этих, французов. Мы уже отдельная, особая нация. Осталось только, чтобы весь мир это понял… и французы в первую очередь! Представляете ли, едва я ступаю на землю Франции, – особенно громко взвизгивает сучка, я от испуга свой коктейль едва на штаны не роняю, отчего прихожу в ярость, это ведь последние мои приличные штаны… – как таможенник начинает надо мной издеваться! Джудит в ярости, негодовании. Она, видите ли, ко всему была готова – к сексизму, к издевательствам над вегетарианцами, над ее сексуальной ориентацией… Но над акцентом?! И от кого она слышит эти издевки! От таможенника. Наследник Руссо! Да ему по роду службы положено слышать сотни акцентов в день. И он, видите ли, издевается! Спрашивает для начала, по какому поводу сучка прилетела во Францию. Недовольно так… Я киваю задумчиво. Я бы на его месте тоже не очень радовался гостье. Да на кой хер она нужна во Франции?! Вечно озлобленные феминистки-людоедки, страшные, как les sept péchés capiteaux[46], и одетые в рванье. Вот кто приезжает во Францию из Квебека. Зачем?! Открывайте двери Восточной Европе. Ухоженное, первосортное мясо. Бабы, готовые дать в любой момент… кому угодно… задешево! Вот что нужно Франции! А эти идиотки замороченные – нет! Представляю, как таможенник обо всем этом размышлял, разглядывая очередь пассажиров с рейса Монреаль – Париж. Задумался, наверное. Тут Джудит и говорит ему слово «университетский». Само собой, на ее квебекский фасон звучит это как «университецкий». Таможенник начинает хохотать во всю глотку. Видны зубы, гланды… Как, как, переспрашивает таможенник нашу Джудит. Та, не понимая, говорит еще раз – ну ясен день, университецкий. По университецким делам, что ж неясцного-то. От смеха таможенник падает под стол. Прибегают пограничники, полиция. Узнают в чем дело, хохочут, держатся за бока. Наша провинциалка понимает, что над ней издеваются. Краснеет, надувает щеки, как кобра – капюшон. Да только без толку! Ты не в Квебеке, детка. Это Франция! Старая добрая Франция. Тут жрут тонны мяса и клали с прибором на ваши канадские заморочки про экопитание из пророщенной сои. Как-то у меня на глазах утонченная танцовщица из Парижа умяла три бифштекса тартар и литр вина выпила. И что? И ничего! Мило рыгнула, ковырнула ногтем в зубах и продолжила о чем-то меня расспрашивать. Французы знают толк в еде… сексе… в жизни. Убогие квебекские провинциалы этого умения совершенно лишены. Savoir vivre – это не про них. Ни один француз не станет на говно исходить из-за того, что кто-то там посмеялся над ним. Просто забыл бы. Не стал бы портить себе настроение… мутить ровное течение жизни. Француз рожден наслаждаться жизнью. Тем, что есть. Квебекуа – американец с претензиями на французскую утонченность. Абсолютно пустыми, беспочвенными. Возвращаюсь к Джудит взглядом. Я, знаете, могла бы воспринять все это с большим чувством юмора, продолжает ковырялка несчастная, если бы не сталкивалась с таким отношением постоянно. Всегда во Франции! Как ей осточертел этот французский шовинизм… хамство! Слушаю, торжествуя. Во-первых, от злости у нее розовеют почему-то уши, и у меня от этого возникает неожиданная эрекция. Есть что-то кроличье… а может, от вульвы… в этих тонких розовеющих хрящах… намек на плоть, совокупление? Во-вторых, чувствую себя отмщенным. Le roi de France a revendiqué les injures de duc de Moldavie
