– А почему?
– По подозрению в сговоре со злоумышленниками, – поясняет он.
– По подозрению?
– Ага, по подозрению. Но я ни с кем не сговаривался.
– А почему тебя подозревали?
– Ну, там много всего воровали. Так что от меня им все равно пользы было мало.
Правда заключалась в том, что у него была склонность попадаться в расставленные ловушки. Подстроенная потасовка, разыгранный сердечный приступ, старая цыганка, продающая фиалки, или старик, рассказывающий бесконечную историю. Он все это принимал за чистую монету. Очень может быть, менеджер это понимал. И все же гораздо проще уволить человека, приписав ему злой умысел.
– Так ведь? – спрашивает он.
Они входят в парк и идут по асфальтовой дорожке вдоль края узкого зеленого озера. Людей вокруг немного.
– Ты сопротивлялся? – спрашивает она.
– Не-а. Мне сказали, если я уйду по-тихому, то мне напишут нормальную рекомендацию, так что…
Он пожимает плечами.
– И ты ее получил?
– Ну да, – говорит он.
– А потом ты получил работу в спортзале?
– Ну, в общем, да.
В самом узком месте через пруд перекинут маленький деревянный мостик, и они ступают по нему.
– Но мне этого не хватает, на самом деле, – говорит он. – По сути. Это ведь просто временная работа. Так что приходится заниматься чем-то еще.
– Чем-то, как это, – подсказывает она.
– Ну да, – говорит он.
Они останавливаются на мостике, и он смотрит на мутно-зеленую воду и закуривает. Ему, похоже, не по себе, он испытывает смущение от того, что она затронула тему, почему они в Лондоне. Или он первый ее затронул? Он этого не хотел, так ему кажется. И теперь он пытается замять эту тему.
– Когда я был мальчишкой, я хотел быть игроком в водное поло.
– Правда?
– Ага. Я был в форме, – говорит он. – Думал, что смогу стать профессионалом.
– И?..
– Я не знаю, – говорит он. – Как-то не получилось. Может, мне не хватало напора. Там были другие ребята, более напористые. – Он щурится, глядя на воду. – В общем, этого не случилось.
– Очень жаль.
– Ага.
Он думал, что давно свыкся с этим. Но теперь на секунду он снова ощущает боль сожаления – даже более отчетливо, более неотступно, чем когда-либо раньше. Он словно впервые понимает, что́ тогда было поставлено на карту – вся его жизнь, вообще все.
– А кем ты хотела быть, – спрашивает он, – когда была маленькой?
Вопрос кажется каким-то странным.
Она как будто задумывается на несколько секунд, стоит ли вообще отвечать.
– Я не знаю, – говорит она. – Сбежать хотела.
Она кладет руки на деревянные перила мостика, на которых пляшут пятна солнечного света, и смотрит вниз, на воду. На зеленую воду, в которой плавают перья.
