В огромном, крикливом, перенаселенном мегаполисе они были как иголки в стоге сена, и хотя на каждой стене, в каждой газете, у каждого полицейского отделения висели их портреты, а новости о них крутили по всем телеканалам и радиостанциям, они бродили по улицам, не боясь быть узнанными, заходили в магазины и кафе, подслушивая разговоры за соседними столиками, в которых обсуждали похищенную актрису, катались по реке на теплоходе, укутавшись в пледы, кормили уток на пруду, кроша белый хлеб, и никому не было до них дела. Жизнь в ней то замирала, то вновь начинала биться, как попавшая в сети рыба, и сейчас он не верил своим глазам, еще вчера распластанная на кровати, ни живая ни мертвая, но все же больше второе, сегодня она уже могла пройти сто шагов, не останавливаясь, чтобы передохнуть, а для тяжело больного стометровая прогулка — это как ультрамарафон для здорового, если одолел, ты герой. Получается, что-то было в их бестолковых скитаниях такое, чего не было в гемцитабине, цисплатине и метилпреднизолоне, и не зря он поддался ее вывернутым ладоням, просившим, возьми меня и уведи отсюда, вот же, увел, и теперь она сидела на гранитном постаменте памятника, куда всегда мечтала забраться, да только мать и телохранитель не разрешали, и уплетала заварное пирожное, которым ее скоро должно вырвать, успеть бы только подставить пакет, чтобы не испачкалась в своей рвоте, ну и что, зато пока она его ест, абсолютно счастлива и улыбается, хотя по прогнозу онкологов уже пора было справлять по ней поминки, потому как, увы, ее время давно вышло. Жизнь, по сути, очень простая штука, с набитым ртом смеялась она, и крошки сыпались у нее изо рта, и человеку нужно приложить много усилий, чтобы ее испортить, и очередная цитата из какого-то классика, наверняка чехова, не удручала его, ведь и правда лучше не скажешь. Жизнь не схема, не сценарий, написанный по правилам трехактной структуры, первое поворотное событие, второе поворотное событие, кульминация и развязка, думал он, жизнь и проще, и сложнее одновременно, она может тянуться эпилогом, так эпилогом и кончившись, а может сразу начаться с развязки, в ней есть миллион самых невероятных вариаций, выбрав одну из которых, приходится отказаться от девятисот девяносто девяти тысяч девятьсот девяносто девяти других, оказавшись перед новой миллионвариантной развилкой, и вот он, наплевав на условности, шаблоны и непонятно кем выдуманные правила, выбрал, может, вариант экстравагантный и мало объяснимый, похитив из больницы незнакомую, умирающую девушку, но это только литературные персонажи обязаны действовать правдоподобно, а реальным людям вовсе не обязательно, и разве не доказывала сейчас сама жизнь, которая, вопреки всему, все еще теплилась в ее хилом теле, что он был не так уж и не прав.
